В этом мире Беатрис не мучилась бы столько лет с мужем-пьяницей, став залогом расчетов между государствами. Да и сам король Малкольм был бы справедливым и усердным хозяином своей страны…

Не устроил бы Денвер заговор, который погубил столько жизней, не пришлось бы егерским капитанам выбирать между предательством своего полка и убийством полковника, не сидел бы канцлер Аранвен иногда до самой ночи, изучая документы о казнокрадстве, убийствах, шпионаже… Как было бы хорошо жить в таком замечательном мире! Но раз Благие его не создали, значит, либо даже им это не под силу, либо они ждут, чтобы люди сами позаботились о себе и о месте, в котором обитают.

Снова вздохнув, Аластор застегнул самый нарядный из своих камзолов – плотного небесно-голубого арлезийского шелка, расшитого тоненькими золотыми веточками. Лу каждый раз, когда его видел, восхищенно мурлыкал, мол, именно этот камзол так подчеркивает глаза и волосы, что «монсиньор-р-р в нем выглядит пр-р-росто белиссимо!»

Аластору и самому нравилось то, что он видел в большом зеркале своей спальни, хотя смущала откровенная роскошь – стоил камзол столько, что можно было бы хорошего жеребца купить! Да, он, конечно, король, но… Если в стране не хватает денег, королю не стыдно одеваться попроще. К тому же в одежде из добротного сукна удобнее и спокойнее, чем в шелке и бархате. Не нужно опасаться, что капнешь чернилами, к примеру… И он бы непременно велел королевским портным шить то, к чему привык, но Беатрис!

Ей нравится на него смотреть, в ее прекрасных темных глазах светится нежность и желание. И ради нее Аластор готов был наряжаться, словно павлин, только бы она улыбалась и шептала «ми амор-ре…» своим чудесным бархатным голосом…

Он последний раз окинул себя взглядом, поправил непослушную прядь, выбившуюся из-под бархатной ленты в тон камзолу, и вышел из спальни. Дела, разумеется, бесконечны, но все, что не терпит отлагательства, решено. Кроме, пожалуй, самого важного и неожиданного.

Аранвен, к которому Аластор заглянул по дороге, заверил, что знает о визите итлийского батюшки лорда Фарелла и уже велел оказать гостю достойный прием. Нет-нет, никаких соглядатаев, только охрана! Исключительно в знак уважения, чтобы почтенного немолодого мастера случайно не толкнули или еще как не обидели, приняв за обычного простолюдина. К тому же сударь Фарелли наверняка пожелает осмотреть Дорвенну, и сопровождение пригодится, чтобы гость не заплутал или не лишился кошелька на одной из торговых площадей.

Аластор усомнился, что итлийцу понравится охрана, следующая за ним по пятам, но Ангус Аранвен, едва заметно улыбнувшись, пояснил, что ничего иного человек, подобный Ларци Фарелли, и не ожидает. Правила игры в учтивость грандмастер Шипов знает не хуже королевского посла и скорее обидится, если его посчитают совершенно безопасным и не заслуживающим особого внимания. К тому же бывают нелепые глупейшие случайности вроде сорвавшейся с крыши черепицы, понесшей лошади или пьяного болвана, что пристает к прохожим… А так всем будет гораздо спокойнее!

– Ну, если вы так считаете, милорд Ангус… – поморщился Аластор. – И если уверены, что он здесь ничего такого…

Как всегда, Аранвен понял его даже не с полуслова, а с полувзгляда.

– Грандмастеру лично исполнять заказы не по чину, – спокойно уронил он. – Все равно что полковнику стоять на часах, или мне – еще одна быстрая тонкая улыбка – переписывать бумаги словно простому секретарю. А если вы по-прежнему намерены получить лорда Фарелла в полное свое распоряжение, то визит его опекуна следует считать немалой удачей.

Согласившись с этим, Аластор ушел, оставив лорда Аранвена его обычным заботам и чувствуя себя слегка виноватым. Его, в отличие от канцлера, снова засидевшегося над бумагами, ждал прекрасный вечер! Просто изумительный!

Пройдя галереей, он кивнул гвардейцам у покоев королевы, улыбнулся стайке фрейлин, при его появлении присевших в глубоком реверансе, и попросил передать Беатрис, что ждет встречи.

– Ее величество приказала сразу проводить вас в ее малую гостиную! – отозвалась юная леди Сазерленд, самая бойкая из девушек. – Она ожидает в нетерпении! Прошу ваше величество следовать за мной.

Под шелест темного траурного платья Аластор проследовал в ту самую гостиную, которая стала для них с Беатрис любимым местом встречи. Ну, кроме спальни, разумеется!

Последняя мысль наполнила его сладким предвкушением, но Аластор тут же спохватился – надо спросить целителей, можно ли?

Распахнув перед ним дверь, оповестив королеву и сделав низкий реверанс, фрейлина ускользнула. Аластор шагнул через порог, и Беатрис поднялась ему навстречу из мягкого кресла возле уже накрытого стола. Присела в реверансе, выпрямилась…

– Садитесь, любовь моя! – воскликнул Аластор. – Я же просил вас! Ну к чему этот этикет?..

– Я это делаю не ради этикета, дорогой мой супруг. – Беатрис лукаво и ласково улыбнулась. – Мне просто приятно приветствовать вас, как полагается жене.

Она протянула ему обе руки, и Аластор, склонившись, поцеловал сначала одно, потом другое запястье.

– А мне – вас, – признался он, бережно поднося ее ладони к своим щекам. – О, Беа… каким долгим был этот день… А без тебя он казался еще дольше!

Он едва заметил, как в очередной раз перешел на ты – их совместное преступление против этикета, маленькое и такое приятное! Беатрис, улыбнувшись, погладила его кончиками пальцев по щеке, и теплая волна нежности захлестнула Аластора.

– Люблю тебя, – шепнул он. – Если бы я мог сделать что-нибудь, достойное тебя…

– Ты это делаешь каждый день, дорогой мой, – шепнула она. – Или ты думаешь, я не вижу? Каждый твой час, каждая минута – все ради меня и нашего ребенка… – Она тронула пока еще плоский живот под складками светло-лилового платья и заглянула Аластору в глаза. – Только поэтому я не умираю в тоске вдали от тебя… Ми аморе… Потому что ты любишь меня, даже когда тебя нет рядом…

Осторожно уронив ладони ей на плечи, такие хрупкие под его лапищами, Аластор склонился к запрокинутому лицу, огромным сияющим глазам, приоткрытым манящим губам… От Беатрис пахло какими-то цветами, но тонкий аромат не заслонял, а подчеркивал запах ее волос и кожи – безумно притягательный, знакомый каждой ноткой… Аластор знал, что вскоре благоухание духов окончательно померкнет, зато запах женщины, охваченной страстью, разгорится немыслимо ярко. Знал – и предвкушал!

– Беа… – шепнул он умоляюще. – Если тебе можно… Если не повредит… Поужинаем потом?..

– Я думала, мой король голоден! – лукаво возразила она, ярко блестя глазами.

– Очень! – выдохнул Аластор прямо ей в губы. – Умираю от голода!

И не выдержал – стиснул ее плечи, прижался губами к губам. Беатрис подалась ему навстречу, выгнулась в его объятиях – страстная, дерзкая, сильная, несмотря на внешнюю хрупкость и изящество. Закинула руки ему за голову, отвечая на поцелуй…

Странное шуршание едва достигло слуха, но уже через миг Аластор отшатнулся, а Беатрис, взвизгнув, отскочила, подхватывая подол в извечно женском жесте.