использовало правительство Ульманиса. Тот факт, что немцы в своей борьбе с большевизмом выступают за общечеловеческие, европейские ценности и облегчают тогда еще шедшие антибольшевистские предприятия проантантовских противников Советов[122], по сравнению с эгоистичной заинтересованностью этих деловых людей отступал на второй план.

Куда более великодушную позицию по всем этим вопросам занимала американская комиссия во главе с подполковником Грином, хотя его страна была мало заинтересована в прибалтийских делах[123]. Поэтому комиссия смогла выступать посредником в некоторых случаях, хотя не имела решающего влияния на ход вещей.

Вся эта обстановка в целом вынуждала командующего корпусом и губернатора Либавы, который помимо военных задач постоянно был занят разрешением политических проблем самого сложного рода, оставаться в своей расположенной теперь далеко от линии фронта штаб-квартире в Либаве. Сам же посланник, Винниг, был одновременно обер-президентом провинции Восточная Пруссия и потому сидел в Кёнигсберге[124], следовательно, посредничество перед лицом латышского и, в известной степени, германского правительств выпадало на долю поверенного в делах доктора Буркхарда, являясь миссией, которой он и посвятил себя с полного согласия командования корпуса.

Обстоятельства у германской стороны конфликта

Безусловно важнейшим и самым насущным вопросом было объединение усилий в собственном лагере. То обстоятельство, что командующий корпусом, пока войска его ведут войну на фронте, должен был сидеть в Либаве в окружении солдатского совета «красного» гарнизона и тысяч вооруженных безработных латышей, было совершенно неприемлемо.

6-й и 9-й добровольческие батальоны 25 марта выставили от лица солдатского совета губернатору подлинный ультиматум. В нем они требовали в том числе поставки определенных материалов к 1 апреля, а также запрета на совместные трапезы офицеров и угрожали увольнением со службы. Кроме того, вновь встал вопрос о признании Либавского солдатского совета «Центральным солдатским советом Латвии», во что пытался вмешаться и Берлинский солдатский совет. Разумеется, все инстанции германского правительства это полностью отклонили. В частности, настойчиво воспротивилось любым попыткам использовать против командования 6-го рк себя или солдатские советы бывшей 10-й армии Верховное командование «Север». Начальник его штаба[125] в личном письме от 14 марта дал командованию корпуса указание постоянно следить за солдатским советом и решительно препятствовать всем его нападкам. Штаб корпуса отклонил и попытку добиться разрешения на переизбрание солдатских советов в зоне своих действий на том основании, что, согласно распоряжению военного министерства от 19 января 1919 г., это к фронтовым частям не относится. Командование не пошло и на ультиматум батальонов гарнизона, а решилось принять возможное их увольнение со службы.

Несмотря на это, 28 марта солдатский совет через своего представителя, лейтенанта ландвера Квера, вновь обратился к губернаторству с требованием реализовать принятые еще во времена крушения 8-й армии принципы работы ее солдатского совета. Согласно им, командная власть принадлежала совместно солдатскому совету и командным инстанциям, приказы отдавались только с согласия доверенных лиц, а важные приказы еще и контрассигнировались ими, службу начальство и доверенные лица осуществляли также совместно.

Генерал граф фон дер Гольц в этих обстоятельствах, как только бои за Митаву были доведены до известного завершения, распорядился об отправке в Либаву непременно надежных фронтовых частей, отряда Шаурота и батальона Хенке[126], а также 2-й батареи 1-го гвардейского резервного полка полевой артиллерии. Отряд Шаурота из-за проблем на железной дороге прибыл лишь 6 дней спустя, 3 апреля.

Неповиновение частей либавского гарнизона

Несмотря на невыполнение требований обоих добровольческих батальонов, вплоть до конца марта в Либаве было спокойно. Только на станции Прекульн охрана самовольно покинула свой пост. Лишь 3 апреля дошло до давно уже ожидавшегося выступления.

Для лучшего понимания событий следует предварительно указать, что генерал граф фон дер Гольц уже долгое время пытался изменить несносное положение в либавских добровольческих батальонах. Для этой цели они были сведены в полк под командованием кадрового майора Гётце. Оба менее всего надежных батальона – 6-й и 9-й[127] – получили командиров из числа кадровых офицеров. Однако прежде чем усилия этих офицеров по восстановлению порядка, дисциплины и воинского духа, а также по очищению офицерского корпуса от недостойных элементов возымели успех, в 6-м добровольческом батальоне вспыхнул открытый мятеж.

В ходе него командир пулеметной роты лейтенант Вебер уволил одного из членов совета, поскольку тот был виноват в многочисленных упущениях по службе и зачитывал листовку, натравливающую на командующего корпусом, а в конце призывавшую к применению оружия. Так как рота, распаляемая еще одним членом совета, вступилась за уволенного, командир роты уволил всех участников этого с тем результатом, что теперь на стороне его оставались только все унтер-офицеры и лишь часть личного состава.

На этом инцидент был бы и исчерпан, оставалось лишь вывезти оказывавшие неповиновение элементы. Однако прежде чем это стало возможным, за дело взялся солдатский совет губернаторства. В своем ультиматуме сроком едва ли в 2 часа он потребовал увольнения командира роты. Когда же губернаторство обещало лишь расследование инцидента, солдатский совет созвал собрание доверенных лиц, теперь уже потребовавшее увольнения в запас лейтенанта Вебера в 24 часа.

3 апреля руководители солдатского совета лейтенант Квер и кандидат в офицеры Нойманн вновь попытались добиться не только увольнения Вебера, но оставления на службе всей роты. Однако расследование выяснило, что лейтенант Вебер был совершенно прав. Губернатор поэтому остался тверд и приказал сообщить солдатскому совету, что вопрос ни о снятии с должности, ни об увольнении лейтенанта Вебера не стоит.

Между тем, однако, в 1-м батальоне разыгралось вот что: когда лейтенант Шварц по приказу командира полка собрался доставить уволенных солдат на железную дорогу, он был арестован уполномоченными от пулеметной роты. Тем самым из скрытого сопротивления вырос явный мятеж. Граф фон дер Гольц должен был или вмешаться, или прекратить борьбу с солдатским советом. Он без колебаний выбрал первое и отдал присутствовавшему в здании губернаторства капитану фон Шауроту приказ разоружить батальон. Капитан фон Шаурот поручил исполнение этого приказа 1-й роте 1-го гвардейского и полка Елизаветы[128] под общим командованием капитана Гроссе. Уже через 20 минут он получил донесение, что «задание выполнено без кровопролития за чуть более 10 минут после получения приказа. Три члена солдатского совета, которых застали за натравливанием, были арестованы, казарма занята, батальон разоружен».

Чуть ли не единственное в своем роде происшествие за всю историю ноябрьского переворота и его последствий[129] выглядело следующим образом:

Обе роты, размещенные за городом в так называемом «княжеском лагере», после известия о предстоящем вскоре мятеже были якобы безоружными подтянуты к месту увольнения, однако провезли с собой на