Шрифт:
Закладка:
— Что, Анна Афанасьевна?
— Уже начали писать? — спросила Анна Афанасьевна. — Записки-то? Поэтому и опоздали?
— Поэтому и опоздал. — Солодовников обиделся на главврача: одно листовое железо в голове. — Извините, — сухо добавил он, — больше этого не случится. — Смотреть на часы и огорчаться притворно он не стал. «Все, — подумал он. — Хватит. Пора кончать эти… ужимки и прыжки». Вспомнил свое стихотворение.
— Какой-то вы сегодня странный.
— Что с этим язвенником, с трактористом? — спросил Солодовников. — Будем оперировать?
Анна Афанасьевна больше того удивилась:
— Зубова? Здрасте, я ваша тетя: я его два дня назад в район отправила. Вы что?
— Почему?
— Вы же сами просили об этом. Что с вами?
— Да, да, — вспомнил Солодовников. — А эта девушка с мениском?
— С мениском лежит… Хотите оперировать?
— Да, — твердо сказал Солодовников. — Сегодня же.
Анна Афанасьевна посмотрела на своего помощника долгим взглядом. Солодовников тоже посмотрел на нее — как-то несколько задумчиво, чуть прищурив глаза.
— Так, — молвила Анна Афанасьевна. — Ну что же… Только вот какое дело, Георгий Николаевич: сегодня операцию отложим. Сегодня вы мне поможете, Георгий Николаевич. Меня вызывают в райздрав, а я договорилась с директором совхоза насчет железа… Причем это такой человек, что его надо ловить на слове: завтра железа у него не будет, надо брать, пока оно, так сказать, горячо. Я прошу вас получить сегодня это железо. Завхоз наш, как вам известно, в отпуске.
Солодовников было огорчился, но, подумав, легко согласился:
— Хорошо.
Первая глава в «Записках» будет… о листовом железе. Это сразу введет в обстоятельства и условия, в каких приходилось работать молодому врачу.
— Что все-таки с вами такое? — опять не выдержала Анна Афанасьевна. Ей чисто по-женски интересно было узнать, отчего молодые люди могут за одну ночь так измениться. — Серьезная любовь?
Солодовников, в свою очередь, с любопытством посмотрел на главврача:
— Вы ничего не замечаете? Что происходит на земле…
Анна Афанасьевна даже выглянула в окно.
— Что происходит? Не понимаю…
— Не во дворе у нас, вообще на земле.
— Война во Вьетнаме…
— Нет, я не про то. Лады, Анна Афанасьевна, иду добывать железо! Куда надо идти?
— Надо ехать в Образцовку к директору совхоза. Ненароков Николай Васильевич. Но раньше надо взять у нас в сельсовете подводу и одного рабочего, там дадут, я договорилась. Скажите Ненарокову, что мы, я или вы, на днях прочитаем у них в клубе лекцию о вреде алкоголя. Это действительно надо сделать, я давно обещала. Вы мне сегодня положительно нравитесь, Георгий Николаевич. Любовь, да?
— Разрешите идти? — Солодовников прищелкнул каблуками, улыбнулся своей доверчивой, как он ее сам называл, улыбкой.
— Разрешаю.
Солодовников вышел в коридор… Пятно света наполовину сползло со стены на пол. Солодовников нарочно наступил на пятно, постоял… «Время идет», — подумал он. Без сожаления, однако, подумал, а с радостью, как если бы это обозначало: «Началось мое время. Сдвинулось!»
В кабинетике он опять достал записную книжку и записал: «Сегодня утром я спросил мою уважаемую Анфас: „Что происходит на земле?“ Анфас встревоженно выглянула в окно… Подумала и сказала: „Война во Вьетнаме“. — „А еще?“ Она не знала. А на земле была Весна».
Это — начало первой главы «Записок». Солодовникову оно понравилось. С прозой он, очевидно, в лучших отношениях. Да, с этого дня, с этого утра время работает на него. На книге, которую он подарит Анне Афанасьевне, он напишет:
«Фоме неверующему за добро и науку. Автор».
Вот и все. Ну, а теперь — листовое железо!
В сельсовете Солодовникову дали подводу, но того, кто должен был ехать с ним, там не было.
— Вы, это, заехайте за ним, он живет… вот так вот улица повернет от сельпо в горку, а вы…
Солодовников поехал один в Образцовку. «Черт с ним, с рабочим, один погружу».
Ехать до Образцовки не так уж долго, но конек попался грустный, не спешил, да Солодовников и не торопил его. Санная езда кончалась; как выехали на тракт, так потащились совсем тихо и тяжело. Полозья пронзительно скрежетали по камням; от копыт лошади, когда она пробовала бежать рысью, летели ошметья талого грязного снега. В санях было голо, Солодовников не догадался попросить охапку сена, чтоб раскинуть ее и развалиться бы на ней, как, он видел, делают мужики.
На выезде из села, у крайних домов, Солодовников увидел початый стожок сена. Стожок был огорожен пряслом, но к нему вела утоптанная тропка. Солодовников остановил коня и побежал к стожку. Перелез через прясло и уже запустил руки в пахучую хрустящую благодать, стараясь захватить побольше… И тут услышал сзади злой окрик:
— Эт-то что за елкина мать?! Кто разрешил?
Солодовников вздрогнул испуганно и выдернул руки из сена. К нему по тропке быстро шел здоровый молодой мужик в синей рубахе, без шапки. Нес в руке березовый колышек.
— Я хотел под бок себе… — поспешно сказал Солодовников и сам почувствовал, что говорит трусливо и униженно. — Немного — вот столько — под бок хотел положить…
— А по бокам не хотел? Стяжком вот этим вот… Под бок он хотел! Опояшу вот разок-другой…
— Я врач ваш! — совсем испуганно воскликнул Солодовников. — Мне немного надо-то было… Господи, из-за чего шум?
— Врач… — Мужик присмотрелся к Солодовникову и, должно быть, узнал врача. — Надо же спросить сперва. Если каждый будет по охапке под бок себе дергать, мне и коровенку докормить нечем будет. Спросить же надо. Тут много всяких ездиют.
Оттого, что мужик отчитал его, как школяра, Солодовников очень обиделся.
— Да не надо мне вашего сена, господи! Я немного и хотел-то… под бок немного… Не надо мне его! — Солодовников повернулся и пошел по целику прямо, проваливаясь по колена в жесткий ноздреватый снег, больно царапая лодыжки. Он понимал, что — со стороны посмотреть — вовсе глупо: шагать целиком, когда есть тропинка. Но на тропинке стоял мужик, его надо было бы обойти.
— Возьми сена-то! — крикнул мужик. — Чего же пустой пошел?
— Не надо мне вашего сена! — чуть не со слезами крикнул Солодовников, резко оглянувшись. — Вы же убьете, чего доброго, из-за охапки сена!
Мужик молча глядел на него.
Солодовников дошел до саней, больно стегнул вожжами кобылу и поехал. В какой-то статье он прочитал однажды, что