Шрифт:
Закладка:
* * *
Ушлый мальчишка Ерема, углядев покачивающуюся на речной волне лодку, тут же помчался к ней, сверкая пятками. Правда, сразу в челнок не полез, а, дожидаясь господ, во все глаза пялился на купающихся. Те особого внимания на парня не обращали, веселились себе да собирали хворост на костер.
– Вот ведь, у людей праздник. – Опираясь на руку Дениса, Танечка уселась в лодку. Все так же на корму, забрав подол платья выше колен и вытянув ноги. Модную шляпку свою она в этот раз не надела, пепельные волосы так и оставались распущенными, падали по голым плечам. А как сияли изумрудно-зеленые очи! Нет, не глаза – звезды. И все так же таились в них нахальные золотисто-желтые чертики.
– Я могу и на весла… – высказал было Ерема.
Денис подумал и, согласно махнув рукой, переместился на корму – поближе к своей пассии. Уселся, не стесняясь, обнял девчонку за плечи и, чмокнув в шейку, обратил взгляд на парня:
– Да острова-то твоего далеко?
– Да недалече! – Отрок шевельнул веслами, направляя суденышко на середину реки. – Пять верст. По теченью-то доплывем быстро.
– Хорошо, – глянув вокруг, согласно кивнул Денис. – А то уж холодать скоро начнет. Вечер, однако.
Танечка хмыкнула:
– Так ведь теплынь!
– Теплынь-то теплынь. Так ведь все же не лето.
– Вот уж точно, барин, не лето. – Ерема тряхнул головой, скидывая упавшую на глаза белобрысую челку. – Ничо! Там у меня дровишки-то приготовлены. Костер разложу… А в шалаше, говорю ж, печка есть.
– Не шалаш, а целый дворец! – рассмеялась девушка. – Итальянский палаццо. Ну надо же, с печкой. Что у тебя там за шалаш такой?
– А, барышня, увидите! Вот скоро доплывем…
Вечерело, но смеркаться еще не начинало, еще оранжево-золотистое закатное солнышко только-только повисло за деревьями, протянув по реке дорожку. Небо оставалось все таким же светлым, как и днем, и все так же было тепло, но уже не жарко.
Однако же опытный воин Денис Васильевич Давыдов прекрасно понимал, что все это впечатление обманчиво. Не лето уже, осень, сентябрь. Как только солнце сядет, темнота наступит незамедлительно, не успеешь и глазом моргнуть. А вслед за темнотой придут и холод, и мрачная сырость, и…
– Успеем до темноты-то?
– Здрасьте-пожалте, барин! Успеем, ведь сказал.
Гребец приналег на весла, и Денис, крепко обнимая возлюбленную, невольно залюбовался проплывавшими мимо берегами, поросшими густыми, клонящимися к самой воде ивами. За ивами виднелась поросль молодых березок с редкими желтыми прядями на фоне все так же зеленой листвы.
За березами вдруг прогрохотала телега, а за ней проехал верхом на пегой лошади какой-то мужик в поддеве поверх серой косоворотки и в чищеных сапогах. Путник сей ехал весьма неспешно, даже телега и та его обогнала.
– Там что же, дорога? – уточнил Дэн.
Ерема вскинул голову:
– Так да. Так вдоль реки и тянется до самого Сугорова. А там – на мост.
– А этот вот черт… – Гусар сузил глаза. – Вон, на лошади… Это ты не его случайно видел?
– Какой еще черт?
Парнишка попытался было рассмотреть всадника, да тот почему-то надвинул на глаза картуз и, прибавив ходу, скрылся в зарослях краснотала.
– Может, и он, – пожав плечами, Ерема приналег на весла, – а может, и не он. Бог его ведает. Вроде похож. И одежка та же. Да только тут таких коробейников за день немерено!
Вот это уж точно. Сколько таких вот приказчиков да мелких торговцев-офеней колесит по Руси-матушке? И не сочтешь. Да и приметы того… Немого… Слишком уж расплывчатые…
– Слышь, Ерема, – вдруг вспомнил Денис. – Ты, кажется, говорил про пистолет? Не показалось тебе?
– Здрасьте-пожалте! Теперь и не знаю, барин… Но рукоятка-то из-за пояса торчала. Токмо поди пойми, пистоль там или нож.
– Скорей, нож. – Хмыкнув, Денис ласково погладил Танечку по плечу и задумался.
Да, скорее – нож. Пистолеты по нынешним временам тяжелы и для таскания за поясом слишком уж неудобны. Да и носят их обычно парой. Вернее сказать, возят. В седельных кобурах.
– А вот и остров! – оглянувшись, радостно воскликнул отрок. – Я же говорил, что до темна будем. Посейчас костер разложу… А вон, здрасьте-пожалте, и шалаш… Вылезайте, господа хорошие… Прибыли!
Еремкин шалаш скорее представлял собой небольшую будку, сооруженную из обмазанных глиной жердей. По всему чувствовалось, что будку свою парнишка любил, содержал в чистоте и украшал, как мог. Даже вставил в единственное оконце – едва кошке пролезть – кусочек настоящего оконного стекла! И еще – повесил занавески. Дешевенькие, из голубенького в белый цветочек ситца, или, как тогда говорили, из бумазейной ткани.
Мебель, правда, оказалась весьма скудноватой, да больше на шести квадратных метрах и не уместилось бы. Большой сундук, доставленный сюда не иначе, как на каком-нибудь баркасе, заменял Ереме кровать, скамью и место для хранилища всякого рода припасов, в числе которых числились и рыбацкие снасти. Еще имелся небольшой стол, залавок и – в углу – печка, сложенная из красного фабричного кирпича и старательно обмазанная глиной. Настоящая печка, хоть и маленькая, да еще по-белому, с трубой! Вот только насчет посуды в хозяйстве отрока было откровенно туговато. Имелись лишь небольшой котелок, пара деревянных ложек да большая жестяная кружка.
– Н-да-а, – заценил Денис. – Шампанское придется пить из горла.
– Так я за бокалами-то, здрасьте-пожалте, сбегаю. – Разжигая костер, Ерема ухитрился перекреститься. – Вот ей-богу, сбегаю. В трактире мне для вас всяко дадут… Вы ж завтра еще будете?
– Ну да. Ежели без дождей обойдется.
– Обойдется, здрасьте-пожалте. – Раздув огонь, подросток довольно ухмыльнулся и похлопал себя по животу. – У нас в деревне дед один есть, Федот. Ноги у него болят и спину ломит. Дак он дождь за день чует! Ни разу еще не ошибся… Так что, здрасьте-пожалте, завтрева дождичка и не ждите. А бокалы я вам с утра, раненько принесу… И, ежели захотите, вилки.
– Да, и вилки, – обрадовался Давыдов. – И чего-нибудь свеженького на перекус… Какое-нибудь суфле или расстегаи… На вот тебе! Это вот – на еду, а это – тебе за труды…
– Здрасьте-пожалте… Благодарствую, барин!
Получив от Дениса Васильевича пять рублей ассигнациями и еще кой-какую мелочь, обрадованный Ерема поставил на огонь котелок с ушицею и, наказав господам помешивать, растопил печку, после чего откланялся – уже
