потому что никакого отношения к колхозным кассам не имел, служил на почте. А вот Нина Степановна и Мария Марковна, работающая помощником главного бухгалтера, в банке бывают часто. Турчин решил прежде всего заняться кассиршей. Во-первых, она ходила в банк в те дни, когда совершались ограбления. Во-вторых, приступа аппендицита у нее не было, и очень возможно, что тетушка хотела убить сразу двух зайцев: оставляла в кассе большую сумму для грабителей и обеспечивала себе алиби.

Конечно, всего этого майору не преподнесешь, ему нужны неопровержимые факты, «железные», как он любит выражаться. Ну что ж, Турчин постарается их раздобыть. Впереди еще целый день и целая ночь.

— РАЗРЕШИТЕ ВОЙТИ, товарищ майор?

Кузьмин искоса посмотрел на Турчина и проронил, отодвигая бумаги:

— Что-то вы рано явились.

— Удалось раздобыть новые факты. Разрешите доложить.

Лицо майора ничего не выражало, было, как всегда, хмурым и непроницаемым, хотя он уже смотрел не на бумаги, а на Турчина.

— Ну, что там у вас? Докладывайте.

Турчин не спеша, чтобы не пропустить ни одной детали, начал рассказывать обо всем, что узнал за эти дни: о прежней службе Коротуна, находясь на которой он мог столкнуться с Иваном Рябченко и его женой Ниной Степановной, кассиршей колхоза «Победа», о своих подозрениях по этому поводу. Майор сосредоточенно слушал, а когда Павел завел речь о вероятном симулировании аппендицита, перебил:

— Вы лично разговаривали с хирургом?

— Да.

— Как он объясняет свои действия?

— Оперировал Нину Степановну молодой хирург, немногим больше года назад окончивший институт. Когда кассиршу привезли в больницу, у нее были все признаки аппендицита. Однако надо отдать ему должное, прежде чем оперировать, он велел принести амбулаторную карточку больной и сделать анализ на лейкоцитоз. В карточке было отмечено, что Нина Степановна на протяжении последних двух месяцев несколько раз обращалась к врачу с жалобами на боль в правом боку. Анализ же крови оказался нормальным, следовательно воспаления не было.

— Почему же хирург сделал операцию?

— Он исходил из того, что приступ был не первым. Но, конечно, главную роль сыграла его молодость. Они все, молодые, любят оперировать.

— Больная настаивала на операции?

— Прямо нет, только повторяла все время: «Доктор, спасите меня. Прекратите мои муки».

— А знаете, что в прошлом году от аппендицита умер председатель колхоза?

— Знаю.

— И вы не подумали, что это возможная причина ее тревоги?

— Конечно, все может быть. Но есть и другие факты.

— Вы считаете за факты то, что привели в своем рассказе?

— А почему бы и нет? Если учесть, что Майстренко в те дни, когда грабили кассы, получала в банке деньги.

— Все, что вы собрали, представляет определенный интерес, — сказал майор. — Однако убедительных фактов не вижу. И ваша новая версия, извините за откровенность, очень слаба. Заметьте хотя бы вот что. Даже если бы мы допустили, что Майстренко и Коротун настоящие преступники, то как доказать, что они знакомы? Ведь Антонюк, через которого они, скорее всего, поддерживали связь, мертв.

— Пока прямых улик у нас нет, — хмуро сказал Турчин.

— Вот то-то и оно, что нет.

Кузьмин склонился над бумагами, подчеркивая тем самым, что разговор окончен.

— Товарищ майор, — не сдавался Турчин. — Я готов ответить за промах, но не хочу... не допущу, чтобы человек пострадал напрасно.

Заместитель начальника отдела посмотрел на лейтенанта очень пристально.

— Откуда вы взяли, что я этого хочу? Вы пересмотри́те дело Шамрая, посчитайте, сколько раз он обещал покончить с прошлым и... Разве есть основания ему верить?

— На этот раз, думаю, есть.

— Вы имеете в виду любовь к женщине?

— Есть и другие аргументы, но это основное. Поверьте, товарищ майор, это настоящая любовь.

Кузьмин закурил. Лицо его стало грустным. Не свою ли покойную жену вспомнил майор?

— Может, я ошибаюсь, — заговорил медленно. — Но скажите, какие у нас улики против бригадира Коротуна и кассирши Майстренко? Фактов кот наплакал. Всё интуиция, предположения... И это теперь, когда мы должны действовать с точностью часового механизма. Хорошо, мы отпустим Шамрая, а вдруг все же окажется, что он преступник, представляете, что будет? Нет, выложите мне факты о непричастности Шамрая к ограблению касс, и я не только освобожу его, а еще и извинюсь перед ним. Фактами, фактами докажите его невиновность, а не словами. — И, помолчав, добавил: — Вот вы тут убеждаете меня. А у вас хоть план конкретных действий есть?

— К сожалению, только общий. Надо каким-то образом растревожить их, заставить забеспокоиться и этим обнаружить себя. — Турчин немного поколебался и продолжал, краснея: — Люба, моя девушка, как-то говорила мне, что ее тетка, Нина Степановна Майстренко, очень жадна на деньги. Уверен, что именно это и толкнуло ее на преступление.

— Опять предположения, — буркнул майор.

— Я Любе верю. Думаю, что из-за неожиданного для преступников поворота событий кассирша вряд ли успела получить свою долю. Теперь, когда Антонюка не стало, связь оборвалась. Искать нового связного они не осмелятся. Значит, хочешь не хочешь, им придется когда-нибудь встретиться. Нина Степановна от своей доли не откажется.

— Короче!

— Надо пустить слух, что Коротун уезжает из района, и тогда кассирша непременно начнет искать с ним встречи.

— Побоится, что Коротун прихватит и ее долю?

— Вот именно.

— Пустить слух — этого мало, — сказал майор. — Надо договориться со стройуправлением, чтобы Коротуна освободили от работы.

— Для нас да и для кассирши такой поворот большого значения не имеет, — возразил лейтенант. — Главное — чтобы он собирался оставить район.

Кузьмин сделал несколько глубоких затяжек и, погасив в пепельнице окурок, проговорил холодным тоном:

— Что ж, все правильно. Действуйте. Подключите дружинников. Дело тонкое, надо сработать так, чтобы подозреваемые ни о чем не догадались.

ТУРЧИН сидел с Любой и Ниной Степановной за дубовым столиком, казалось, прогибающимся от закусок и напитков. Солнце уже клонилось к вечеру. Лейтенант с утра ничего, кроме папирос, во рту не держал, но угощался неохотно. Чувствовал себя неуверенно, скованно, больше отмалчивался, правда, и Люба говорила мало, хотя она, по всему видно, радовалась, что приехала к тетке в гости вместе с Павлом. Зато Нина Степановна не унималась ни на минуту — ухаживала за ними, словно они были бог знает какими высокими гостями.

— Павлик, Люба, что же вы? — ворковала она. — Не хотите