Сжимаю двумя руками кружку с чаем, медленно отпивая. Меня не должно это заботить, скоро я никого из них не встречу. Ни мужчин, ни работников. Вернусь к привычной жизни.

– Если хочешь чего-то особенного, куколка, - Давид усаживается справа от меня, хотя стол длинный, места так много. – Просто скажи.

– Или можем съездить в прекрасное место, - Алан занимает место слева, зажимая с двух сторон. – Моё предложение всегда в силе, Анна.

– Я… Я просто возьму тост, спасибо.

Завтрак проходит спокойно, я даже позволяю себе расслабиться. Куда хуже, если бы мужчины сидели напротив, разглядывали. А сейчас даже не касаются, я просто наслаждаюсь их теплом.

Медленно жую тост с джемом, слизывая капельки вишни с подушечки пальца. Кожу тут же покалывает, заставляя покраснеть. Нельзя такое делать, не при мужчинах. А я…

– Любишь вишню? – Давид наклоняется, а бежать мне некуда. – Хочешь свежей?

– Уже не сезон.  

– Думаешь, это меня остановит? Только попроси, куколка, достану любые фрукты.

– Куда интереснее, если бы вы сами на дерево лезли, а купить… Простите. С утра  я не… Говорю не то, что нужно.

– Что же дало тебе такую смелость?

Давлюсь чаем, чувствуя похлопывания Алана по спине. Он ведь намеренно! Говорит это, напоминает. А теперь мягко ведёт ладонью по спине, надавливая на лопатки.

И не убирает руку, даже когда я двигаюсь на стуле вперед, стараясь спастись. Только упускает пальцы ниже, проводя линию по бедру. Что-то внутри дрожит, дыхание перехватывает, когда Алан жжет кожу, скрытую за халатом.  

– Не надо вишни, спасибо.

Разворачиваюсь на мгновение к Давиду, ловя его взгляд. Он едва усмехается, кивая. Не обижается, а наверняка забавляется! Очень весело. Фыркаю себе под нос, разрезая кусочек сыра на мелкие кусочки.

Мне просто нужно себя чем-то занять, отвлечься. Возможно, пока буду искать новое жилье, то вовсе забуду о происходящим. А ещё мне жутко хочется посмотреть в глаза Димы. Спросить, зачем он это сделал.

То есть… Деньги, конечно, только они.

Но разве он не понимал, что будут последствия?

– Давид прав, Анна, ты слишком грустишь с утра, - Алан подливает себе кофе из маленького чайничка, предлагая и мне. Отрицательно качаю головой, пытаюсь сдержать злость в себе. – Ведь поводов с утра не было. Мне казалось, что утро началось… Прекрасно. Тебе так не кажется?

– Ну, не прекрасно…

– Да, а мне казалось, что было именно «прекрасно».

– О чём ты, Литвин?

Я не знаю, зачем Алан делает это. Просто дразнит или всерьез намекает, что расскажет всё Давиду. Мы ведь не пара, я ничего противозаконного не делала. И это не должно обжигать так в груди, как происходит сейчас.

Но Алан намекает постоянно, подмигивая мне.

Мудак.

В школе тоже был один мудак, который принялся шантажировать меня. В начальных классах я списала контрольную, а он заметил. И всё угрожал, что расскажет об этом учительнице.

Только я знала, что с шантажистами не договориться. Это было в каком-то сериале или папа рассказывал… Не помню даже. Но факт оставался фактом, я пошла прямиком к преподавателю, во всём сознавшись.

Пусть переписывала работу, но зато никто не мог на меня надавить.

Так и сейчас. Набираю воздух в лёгкие, жмурюсь. И выпаливаю, краснея до самой макушки:

– Давид. Алан о том, что утром мы переспали.

Мне кажется, что кружка треснет пополам. С такой силой Давид опускает её на стол, разворачиваясь ко мне. Его лицо словно маска, не пропускает ни одной эмоции. Только глаза едва сужены, пронзают меня.

Я жалею, что так выпалила, но словно назад не забрать. Да и пускай мужчины между собой разбираются, а у меня будет несколько минут спокойствия и шоу.

Да и Алан… Он лишь вскидывает бровь, наблюдая за мной. Явно удивлён тем, что я сказала, но ничего не отрицает. Едва усмехается, а затем переводит взгляд на Давида.

Молчание давит. Кажется, что весь мир вымер, растворился. Ни домработницы, ни охраны. Только мы втроем. И ни единого звука, уверена, каждый слышит, как стучит моё сердце.

Опускаю взгляд, сжимая пальцами край халата. Просто жду, когда тишина лопнет, как натянутая струна. Обрушится упреками или злостью, хоть что-то произойдёт.

Я вздрагиваю, когда стул скрипит, а Давид начинает подниматься. Мне кажется, что меня сейчас прямо за волосы потащат в спальню, равнять какой-то счет.

Глупость сказала.

Сжимаюсь, когда мужчина нависает надо мной. Его ладонь поднимается к моему лицо, только вместо боли – касается влажный волос. Поправляет, а после давит на подбородок, заставляя поднять взгляд.

– Переспали, куколка? – холод звенит в голосе Давида, сковывая. – Я не слышу. Только ведь смело всё сказала.

– А если так? – сердце грохочет, а я как смертница, ступаю на мину. – Моё тело – моё дело. Что, если переспала?

– Сядь, Воронцов, - Алан вдруг сжимает моё плече, отодвигая к себе. – Анна любит делать шоу. Так, милая?

– Значит, секса не было? Так ты скажешь?

Резко разворачиваюсь, поджимая губы. Я не понимаю, что со мной творится. Но это явно сбивает Алана с толку. Он хмурится, рассматривая моё лицо. Кровь приливает к щекам, от смущения.

Говорю такие вещи…

– Анна…

– А говорил другое. Что всё нормально, что происходит между нами. А теперь – не было? Я поняла.

– Почему же? Было, Ань, конечно было.

Я замираю, часто моргая. Почему-то совсем не ожидала, что мужчина согласится. А теперь… А как же их договор, попытки оправдаться? Если мои слова не ставят всё под удар?

Чувствую себя маленькой и глупой, которую так легко переиграли. Всего одной фразой, и я теперь не знаю, что будет. Если Давид после этого отпустит… Тогда мне нужно всё будет решать только с Аланом, да.

Лучше же.

Лучше?

– Давид!

Я вскрикиваю, когда стул мужчины летит на пол. Резкий звук бьёт по ушам, всё внутри дрожит от этого жеста. Властного, грубого. Как мужчина обходит меня, дёргает Алана.

Я ведь не этого хотела! Точно не драки из-за меня, когда ещё и «счет» потом мне предъявят. Что устроила это, наговорила лишнего, подставила. Только слова не идут, давят на грудь.

– Какого хрена, Литвин?!

– А что? Ты же тоже соглашения не придерживался, когда ночью к Анне полез. Или ты думал,