— Третий Ангел губит с кровью, — бубнил мудрец, потеряв нить, которую теперь держал Вассиан. — То есть зарезание и закалывание…

По библиотеке в одних нижних рубахах ходили голоногие и голорукие девки с распущенными волосами — прислужницы. Они тоже были пьяные. Они доливали вино в и так полные чаши или совали гостям пустые тарелки.

Два пророка друг напротив друга читали вперебой:

— «И я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными. И зверь, который был и которого нет, есть восьмый, и из числа семи, и пойдёт в погибель».

— «Семь голов суть семь гор, на которых сидит жена… И жена облечена была в порфиру и багряницу и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою… И на челе её написано имя: тайна, Вавилон великий…»

— Новый Вавилон, город Вавилон!.. — зашептал Вассиан государю.

Иоанна повело, и он схватился за стол, отыскивая равновесие.

— Новгород! — закричал Иоанн. — Новгород — Вавилон!

— Жигимонт! — напомнил Вассиан.

— Новгород — зверь сатаны, а Жигимонт — сам сатана! — Иоанн в озарении разинул рот и зажмурился.

Чревовещатель надул брюхо, и оно заурчало: «Сатана! Сатана!»

— Три Ангела тремя казнями казнят, — талдычил мудрец без ноздрей. — Казнью зверями, казнью телесным недостатком в питье и пище и казнью отравой…

— Седьмой Ангел казнит сожжением, — вторил ему чернокнижник.

В сумеречном бреду Иоанна ткалось новое понимание вещей, в сознании увязывались картины Писания и опыт его жизни.

Иоанн обвёл взглядом стол с колдунами и еретиками. Среди мудрецов сидел мертвец с гнилым лицом. Он держал кубок, и девка-прислужница наливала ему вина.

— Кому наливаешь! — заорал Иоанн. — Он мёртвый!

Иоанн опёрся рукой о голову карлика и поднялся на ноги. Вассиан тоже вскочил, поддерживая государя под локоть.

— «Повержен будет Вавилон, великий город, и уже не будет его… ибо купцы твои были вельможи земли…» — долдонил по книге мудрец.

— Иди и смотри, государь! — восторженно завопил Вассиан. — Иди и смотри!

Двоясь в хмельном взгляде Иоанна, огни свечей колыхались, как пламя пожаров. На стене, как бесы, корчились тени мудрецов. Иоанн указал на них рукой.

— Вижу я уже — горят стены и башни Новгорода, нет там никому спасения, и люди в огненную реку с моста валятся! — возвестил Иоанн. — Зверем начнёшь, сатаной закончишь… Или я не истинный государь?

В брюхе чревовещателя истошно верещало: «Грозный государь! Грозный государь!»

Иоанн принялся сбрасывать со стола посуду и книги. Карлик сидел под рукой государя и, как ни в чём не бывало, грыз кость. Вассиан нырнул под стол и вынырнул с собакой в руках, кинул собаку на скатерть. Испуганно скуля, собака опрометью пробежала по столу, роняя кувшины. Мудрецы в споре друг с другом ничего не замечали.

— Больше всех земных казней посмертная казнь, — говорил мудрец, — которая на земле творится без погребения…

Чревовещатель заурчал животом: «Казни! Казни!»

Иоанн схватил Вассиана за рясу на груди и начал трясти:

— Сожгу Новгород! Вытрясу казну его и новое войско на деньги новгородские соберу! Не устоять Жигимонту!

— Так, государь, так! — восклицал Вассиан.

— Будет от меня Новгороду Страшный суд, и сам я — Судия!

Иоанн бросил расстригу и ринулся вдоль стола.

— Поход, поход!.. — исступлённо кричал он.

Он вышиб поднос из рук пьяной девки, схватил одного из мудрецов за шиворот и обрушил на пол.

Вассиан пробирался вслед за государем.

— А куда изменников из застенков денем? — то ли спрашивал, то ли подсказывал он. — С собой возьмём или же всех скопом под лёд?

Иоанн внезапно остановился, задумавшись. Вассиан опять поддержал его под локоть. Чревовещатель бормотал животом: «Царь Судия! Грозный Судия!» Обрушенный мудрец лез обратно на своё место. Его собеседник бубнил, не останавливаясь:

— Посмертная казнь есть вечное и бескрайнее расточение вечной души и отлучение вечное от вечной жизни загробной…

Иоанн в ярости ударил мудреца по голове кулаком и потащил на себя скатерть со стола вместе со всей посудой, шандалами и книгами.

— Праздник в державе! Государь, считай, заново воскрес! — заорал Иоанн. — Гулять народ должен! Да, так!.. Все семь чаш гнева Божьего одним махом выплесну!

Иоанн зашатался, и Вассиан подхватил его.

— Сказано в Откровении, — говорил Иоанн, — «истоптаны ягоды в точиле за городом, и потекла кровь из точила даже до узд конских»…

Чревовещатель безостановочно урчал животом: «Страшный суд Новгороду! Страшный суд Новгороду!»

Вассиан яростно зыркнул на девку-прислужницу.

Девка всё поняла, подбежала, села на пол и раздвинула ноги, натянув коленями подол.

Вассиан бережно опустил государя на пол и уложил головой на подол прислужницы.

— Васька, пускай Федька мои бармы отдаст! — по-детски слезливо и жалобно попросил пьяный Иоанн. — Где бармы мои?..

Глава 10

ПРОРОК В УЗИЛИЩЕ

Филипп знал, что жизнь его завершается. И завершалась она в смиренной скорби. Он ничего не смог. Прав был его друг Ваня — он дурак. Господь вложил в его руку такую силу, а он… Он даже верить-то не научился. Строить и молиться научился, а верить — нет.

Филипп в Господе не сомневался. Мир — большое хозяйство, и без хозяина такое не устоит. Но как можно верить в то, что и без веры очевидно? Верить можно лишь в то, чего не знаешь. Как Ваня делает.

Буйные выдумки Вани, кровавый морок кромешных казней, дикий Опричный дворец и монашество опричников, чумная ересь о Конце Света и народ, поверивший в неё, сбегающийся к плахам… Это же всё болезнь. Все — больные. А он был здоров.

Но здоровье души его происходило не от веры. Он же не научился верить в очевидное. Без умения веры он не был нужен даже чёрту, который насылал соблазны и немощи. Отсюда и его здоровье.

Его, здорового, Христос послал к больным как лекаря. Наделил самым высоким саном — чтобы шире был путь для благодати. И кого он исцелил? Никого. Он не лечил, а в слепоте лупил больных палкой.

Филиппу горько было осознать, что он оказался глуп. Что служба, порученная Господом, пришлась ему не по плечу. Сегодня утром он встал на молитву к иконе — к той иконе, с которой погибла девочка Маша. И вдруг увидел, что икона очистилась, засияла, как новая. Это Бог его простил и Маша позвала к себе.

Филипп понял, что ему предстоит.

Большим железным ключом косоглазый опричник Серафим отомкнул замок, открыл кованую дверь кельи и сразу услышал моление узника:

— Паче всех человек окаянен есмь… Даждь ми, Господи,