– У королевы седые волосы, и она всегда сердится. А вы не королева, потому что волосы у вас золотистые и вы всегда улыбаетесь!

Приободрившись и помахав на прощанье маленьким медузам, я направляюсь к учительской, танцуя по дороге.

Шум за спиной постепенно стихает – веселая болтовня, смех и топот маленьких ножек, перемежаемые учительскими призывами к порядку, остаются позади, а я иду к рабочему кабинету, который делю с заместителем директора.

В школе я всегда как дома, несмотря на пронзительные голоса детей, запах школьных обедов, громкие звонки, скрип и скрежет стульев и вопли дикого восторга, доносящиеся со школьной площадки на переменах.

Через два года после того дня, как меня отпустили домой из больницы, я пришла в эту школу волонтером. Странный выбор – окружить себя детьми, потеряв своего ребенка и с трудом вернувшись к нормальной жизни, но мне хотелось именно этого. Простота и открытость детей, их готовность к радости заразительны, а мне очень не хватало такой простоты.

Работодатели вряд ли стали бы из-за меня драться – с моим-то неоконченным образованием, полным отсутствием опыта и парой лет в психиатрических клиниках.

Директором школы в то время была миссис Корби, добрая душа – она поняла мое острое желание вырваться из замкнутого мира. Мне разрешили приходить в школу и помогать учителям: я слушала, как дети читают, поощряла их усилия. Историю «Груффало» я, наверное, выслушала больше миллиона раз и до сих пор могу рассказать ее наизусть.

Постепенно меня привлекли к работе над благотворительными мероприятиями и к организации внеклассных кружков, а потом официально приняли на работу. Теперь миссис Корби уже на пенсии, а я занимаю должность инспектора по связи школьной администрации с родителями учеников – язык сломаешь, правда?

В мои обязанности в основном входит работа с семьями и учителями и со всеми, кто вовлечен в школьный мир, – помогаю и тем и другим избегать конфликтов. В работе мне нравится почти все: например, атмосфера в школе и дети, которые приходят к нам совсем крошками, а потом вырастают и находят свою дорогу в жизнь.

Я часто встречаю знакомых детей в городе и неизменно чувствую себя древней старухой, когда бывший вечно сопливый четырехлетка, у которого один носок всегда был подтянут, а другой – спущен, вдруг обращается ко мне мужским басом.

Иногда эта работа, впрочем, нагоняет тоску. Так, наверное, у многих. Когда разрушаются семьи и страдают дети, бывает невыносимо грустно. Порой родители расходятся, а дети остаются брошенными. Бывает, что мамы и папы занимаются собой, забывая о малышах. Иногда дети или их родные тяжело заболевают или даже умирают, порой возникают трудности с общением. Наша школа находится не в бедном районе, как, например, центр города, но проблем хватает и у нас.

Конечно, ожидалось, что сегодня я останусь дома – все-таки вчера я похоронила мать. Но мне нужно было прийти на работу, отвлечься школьными делами, не покоряясь мощному цунами перемен, которое грозило меня поглотить.

Воспользовавшись минутами одиночества за рабочим столом, я достаю бледно-голубой конверт. «Прочти меня, когда потребуется храбрость». Какая ирония – у меня недостает храбрости, чтобы просто распечатать письмо!

Вздохнув от отвращения к собственной слабости, я вскрываю конверт. Мне в руку выпадает маленькая белая карточка, исписанная почерком Джо.

«Джесс, ты самая храбрая из всех, кого я встречал. Ты оставила легкую жизнь, чтобы разделить со мной трудную. Ты оставила свой дом, чтобы построить новый в месте, которое приводило тебя в ужас. Ты превратилась из ребенка в женщину. Ты дала отпор своим родителям и ни разу не выказала страха перед моими. Ты храбрая, сильная и необыкновенная. Будь храброй, но не потому, что я тебе это говорю, а потому, что ты такая и есть».

К глазам подступают слезы, и, поглаживая написанные Джо строки, я пытаюсь убедить себя, что он прав. И во мне действительно достаточно храбрости, чтобы справиться со всем, что случилось.

– Ты в порядке? – слышится у меня за спиной. – Что ты читаешь?

– Ничего, – отвечаю я, быстро пряча карточку в конверт.

Никто не должен ее увидеть. Она моя – моя и Джо.

– Совершенно секретно, да? – шутит Алисон, заместитель директора. – Что ты вообще здесь делаешь?

Алисон ниже меня почти на голову, гораздо приземистее и похожа на диснеевскую пухленькую фею-крестную. У нее сильный акцент уроженки Глазго и университетский диплом в области сарказма, что сбивает с толку людей, ожидающих услышать нежный смех и увидеть волшебную пыль.

– Надо кое в чем разобраться, – отвечаю я. – И еще сегодня встреча насчет Луиса. К тому же иначе я бы пропустила ту малышку с медузой из желе!

– Бедняжка… – скорчив гримаску, вздыхает Алисон. – Ну ладно. Насчет Луиса. Родители пришли, ждут нас. Ты правда хочешь с ними поговорить?

Кивнув, я следую за ней в окрашенную в спокойные тона комнату, где мы проводим встречи с родителями. Сегодня пришли две мамы, которые подали жалобу на маленького мальчика, Луиса Митчелла, и намерены обсудить его «опасное и агрессивное поведение».

На лице Алисон появляется в высшей степени почтительное выражение из серии «мы готовы отнестись к вашим тревогам очень серьезно», и я пытаюсь его скопировать, пока мы обмениваемся с пришедшими вежливыми приветствиями.

Сначала я сижу молча, позволяя Алисон выслушать долгие жалобные стоны, которыми наполняют комнату сидящие напротив нас женщины.

По их словам выходит, что Луис Митчелл не иначе как сатанинское отродье. Грубит, ругается, дерется, пинается и толкается. В особенности от Луиса достается их детям, которые приходят домой в слезах, не в силах справиться с унижениями, которым их подвергает жестокосердный Луис – семилетний жестокосердный Луис, так и хочется добавить, потому что речь идет о ребенке с психопатическими наклонностями.

Разглядывая женщин по ту сторону стола, я вслушиваюсь в каждое слово, замечая, как виртуозно они подтверждают версии друг друга, как заканчивают друг за друга фразы. Похоже, эти дамы обо всем договорились заранее, даже отрепетировали речи, чтобы выработать общую стратегию. Возможно, они встречались в дорогой кофейне-кондитерской, или во французском бистро, или поболтали за бокалом шардоне у одной из них, в доме, расположенном в «правильном» районе города.

Мамы Луиса Митчелла здесь нет. Она приходила в школу на прошлой неделе с двумя младшими детьми, в облаке хаоса, одетая, похоже, в самую приличную одежду из того, что нашлось, и изо всех сил старалась сдержать слезы. Ей бы не помешал месяц отдыха на курорте и помощь няни МакФи[9].

Всего пару месяцев назад она потеряла мать, а муженька давно и след