Шрифт:
Закладка:
– Эй! – грубый оклик прервал её мысли. Ты что там делаешь?
Ниа подпрыгнула от неожиданности, оглянулась и узнала Петровича.
– Ах, это ты, рыженькая! – голос его сразу стал приветливым. Сегодня на нём была синяя майка и такого же цвета штаны, немного провисающие на коленках.
– Кто там живёт? – Ниа махнула рукой в направлении забора.
– Кто-кто! Ваши эти, как их там, учёные!
– А люди там тоже живут?
– Ну какие такие люди? Людей ты всех видела. Мы живём все вон там, в поселении, – он показал на едва выглядывающие из-за деревьев крыши домов.
– А ты там был?
– Я ж говорю, детка, это не моя территория. Я смотрю вот, – он широко развёл руками, – за Парком. Ну, что, пошли?
Ниа посмотрела на него внимательно, но ничего подозрительного не считала.
– И кончай тужиться, лопнешь, – расхохотался он. – Зря дело шьёшь, начальник.
– А ты тут давно за Парком смотришь? – Ниа поспешила перевести тему разговора. Ей очень не нравилось, когда он говорил какие-то абсолютно непонятные фразы.
– Давненько! – улыбнулся Петрович. – С самого его основания.
– А бывают люди… зелёными?
Петрович прыснул:
– Нет, конечно! Давай-ка мы тебе Маришку разыщем. Она, пока я сюда шёл, уток у озера кормила. Пошли. И он запел:
– Представьте себе, представьте себе, совсем как человечек. Представьте себе, представьте себе, зелёненьким он был…
Ниа двинулась вслед за Петровичем, продолжая оглядываться на таинственный дом за забором.
– Не понимаю, ничего не понимаю, – бормотала она. – Вот ты говоришь, что там люди не живут, а зачем тогда туда еду возят?
– Так на анализ, – кивнул Петрович. – Проверка качества! ГОСТ! Учёные же! А вон и Маришка, гляди. Ну, ступай, ступай! – он легонько толкнул её в спину.
– До свидания, – она оглянулась и успела заметить, как он брезгливо вытер руку краем майки.
Ниа двинулась в сторону озера и вскоре увидела рыжую голову, выглядывающую из травы. Маришка сидела на камне и бросала в воду кусочки хлеба. Утки, смешно толкаясь, вылавливали хлеб из воды, и, вытягивая головы, проглатывали его, тут же спеша за новым.
– Хочешь? – Маришка протянула Ниа хлеб, даже не удивившись её внезапному появлению.
– Кто живёт вон за тем забором, не знаешь? – вместо приветствия спросила Ниа.
– Нам нельзя там играть, – ответила Маришка, отломав от булки хлеба большой кусок. – Наверное, учёные. Со мной ведь никто не разговаривает и ничего мне не рассказывает, ты забыла? Я же глухонемая!
– Мне уже тоже кажется, Маришка, что я глухонемая в этом институте. Вроде бы всё слышу, а всё равно складывается впечатление, что со мной не говорят и не понимают моих вопросов. И как с этим жить?
– А зачем тебе, Ниа, ещё кто-то? Задавай свои вопросы и ищи на них свои собственные ответы. Как я. Тогда и не будешь думать, что тебя не слышат или делают вид, что не слышат. Хотя, какая разница.
– Ты права, Маришка. Но, понимаешь, я потеряла друга. И мне кажется, что он пропал не просто так. А ответ, почему его аннигилировали, лежит за воротами зелёного забора.
Маришка долго и внимательно смотрела на Ниа. Наконец, она спросила:
– Вот, например, ты узнаешь, что с ним произошло. И.. ?
– Я расскажу всем, что Флавус присвоил себе чужое изобретение.
– Зачем? Твоего друга уже не вернуть. Да и вряд ли ты успеешь это сделать! – Маришка бросила последний кусок хлеба уткам и встала.
– Почему?
– Если это правда, то тебя тоже аннигилируют, Ниа.
Ниа на секунду замолчала, обдумывая это. Но потом решительно тряхнула головой:
– Если тут принято присваивать себе заслуги студентов, то всё равно меня рано или поздно аннигилируют. Поможешь мне?
Маришка улыбнулась, и, подойдя к берегу, зачерпнула воду. – Ты такая же чистая, как это вода, Ниа. Ты любишь купаться? – она поднесла ладонь к лицу и растопырила пальцы, любуясь, как капли до того, как упасть, переливаются на солнце, наливаются, вытягиваются, и только потом отрываются и летят вниз, чтобы разбиться на маленькие капельки.
– Я люблю воду, а вот она меня не очень! – Ниа вздохнула. – Я в ней растворяюсь… таю! Когда я в фонтане попробовала к ней прикоснуться, я стала почти прозрачной. Ещё бы немного, и я бы исчезла.
– А где ты видела здесь фонтан, Ниа?
– Да всё там же, за тем высоким забором.
– Теперь ты и меня заинтриговала, – сдвинула брови Маришка. – Зачем дисперсианам фонтан, если вы растворяетесь в воде.
Взявшись за руки, девочки направились к таинственным воротам. По дороге Ниа рассказывала Маришке о Гё, о новом соседе, и о таинственном послании Юрика.
Услышав о шкатулке, Маришка встрепенулась.
– «Ниа Принсипалис…», говоришь. Интересно. Так, тихо, мы, кажется, пришли, – она внезапно остановилась и приложила палец к губам. Только считывай всё, что происходит, чтобы нас не поймали. Потому что я ничегошеньки не слышу.
Ниа кивнула и подёргала ворота.
– Заперто, – пожала она плечами. – И слишком высоко, чтобы пытаться перелезть.
Вдруг она насторожилась. За забором раздался какой-то шум. Она подала знак Маришке, и они спрятались за ближайшим деревом. Внезапно ворота распахнулись, и тот же человек, которого Ниа видела здесь в прошлый раз, въехал в Парк. На этот раз он внимательно посмотрел по сторонам, убедился, что ворота надёжно заперты, и только тогда взгромоздился верхом на свой причудливый транспорт.
Когда он скрылся, Маришка пожала плечами:
– Ничего не выйдет, Ниа. Видишь, как они следят.
– Вижу… Но зачем?
Девочки медленно брели по тропинке. Ниа слышала, что Маришка напевает какую-то заунывную мелодию
– Я подумаю, как туда можно попасть, ладно? – обняла её на прощание Маришка.
Ниа отметила, что после этого она не вытерла руки, как сделали бы это остальные. Она этому приятно удивилась, развернулась на пятках и пошла домой.
*****Сказка Гё*****
Оппозики – это такие маленькие людишки. Очень дружелюбный и приятный народ. И бесконечно доверчивый. Совсем у них отсутствует критическое мышление. Или это оттого, что им неудобно высказать недоверие к другому оппозику. Да и с чего бы это оппозикам не верить всему, что им говорят. Ведь они не знают, что такое обман. Скажешь оппозику, например, что планета круглая. Отныне он и будет думать, что так оно и есть, пока не натолкнётся на край планеты и не свалится с неё вниз. И, пролетая мимо других круглых планет, будет любоваться ими и думать, что теперь он научился летать.
