И з н а н к и н. Это я для большей вероятности.

А н я. Да разве это вероятно? Я готова вернуться и рассказать правду. (Садится на крыльцо и опускает голову.)

Б л а ж е в и ч. Аня, я не понимаю твоего настроения. Если тебя шокирует подарок, я отдаю его — смотри.

Изнанкин протягивает руку, Блажевич кладет портсигар в свой карман.

Больше меня упрекнуть не в чем.

Аня идет в дом.

Б л а ж е в и ч (Изнанкину). Ну, что вы стоите? Ступайте домой… И больше ко мне не являйтесь.

И з н а н к и н. Андрей Петрович, я без вас скучать буду…

Б л а ж е в и ч (смотрит в сторону). Дождались!

И з н а н к и н. Чего дождались?

Б л а ж е в и ч. Пружинин идет. (Повышая голос.) После всего, что произошло, вы осмеливаетесь приходить объясняться! (Хватает палку и ударяет Изнанкина. Оглядывается.) Он еще из-за угла не вышел. Стойте. Как появится, я вас еще ударю…

И з н а н к и н. Вы больше словами, словами…

В глубине сцены появляются  П р у ж и н и н  с  З и н а и д о й  Л ь в о в н о й.

Б л а ж е в и ч (кричит на Изнанкина). Вы осмеливаетесь подходить к моей даче!

Замахивается на Изнанкина, но Пружинин отводит удар.

И з н а н к и н. Спасибо, Юрий Михайлович!.. (Отбегает в сторону, кричит.) Отдайте Анну Павловну!

З и н а и д а  Л ь в о в н а. Юрий, успокой же Андрея Петровича, а я тебе на помощь Тину пришлю. (Пересекает площадку и скрывается.)

П р у ж и н и н. Андрей Петрович, успокойтесь!

И з н а н к и н. Отдайте Анну Павловну!

Б л а ж е в и ч. Не мешайте мне стать убийцей!

П р у ж и н и н. Это всегда успеется.

Пружинин уводит Блажевича на террасу.

И з н а н к и н (поправляет пиджак, поднимает свалившуюся кепку). Палка у него, должно быть, можжевеловая. (Уходит.)

П р у ж и н и н. Андрей Петрович, сядьте, выпейте воды, один глоток.

Б л а ж е в и ч. Я себя чувствую хорошо.

П р у ж и н и н. Не надо сдерживаться: говорите мне все, жалуйтесь, даже поплачьте — вам станет легче.

Б л а ж е в и ч. Мне плакать не о чем.

П р у ж и н и н. Не надо геройствовать: вы оскорблены, унижены, вас гложет ревность, стыд, не замыкайтесь в себе, выпейте воды!

Б л а ж е в и ч. Я не хочу воды!

П р у ж и н и н. Перлы разбиты, я понимаю… Хотите, я продлю ваш отпуск?

Б л а ж е в и ч. Зачем?

П р у ж и н и н. Не можете же вы через пять дней прийти на службу и сесть рядом с Изнанкиным? Товарищи начнут хихикать, шептаться. Я переведу вас в другое помещение, ближе к себе.

Б л а ж е в и ч. Но там только управляющий делами, не могу же я занять его место?

П р у ж и н и н. Это верно… Но, строго говоря, почему? Да, почему вы не можете занять его место? Старик не справляется, я давно замечаю. Вместо чая он пьет теплую воду, завтракает тертыми яблоками, он явно не справляется. И я, как хороший директор…

Б л а ж е в и ч. Эх, Юрий Михайлович! Я давно хочу сказать правду. Вы — плохой директор. Да-да, плохой! У вас излишне светлая голова. Помните, вы писали в Третьяковскую галерею? Просили прислать картину размером шестьдесят на сто для простенка в вашем кабинете? Вы хотели украсить свой труд. Но вас осмеяли. И правы — не бегите на сто лет впереди ваших дней.

П р у ж и н и н (сладко конфузясь). Андрей Петрович, ну, дорогой…

Б л а ж е в и ч. Я знаю, начальство не любит правды. Но уж я все… скажу… А ваши выступления на самодеятельных вечерах? Человек, который с таким чувством поет: «О дайте, дайте мне свободу!» — не может отказать служащему в отпуске. Какой же вы директор!

Пружинин отворачивается, закрывает лицо платком и всхлипывает.

Если я вас расстроил — извините…

П р у ж и н и н (подбегает к Блажевичу и жмет ему руку). Нет, я люблю слушать правду, и если вы еще что-нибудь знаете про меня, то говорите, говорите… Критика мне нужна как воздух… А про теперешнего управляющего делами я еще вспомнил: он льстец. Я требую, чтобы вы заняли его место. Кстати, я передам вам свой проект. Критикуйте, бичуйте меня, вот как сегодня. (Обнимает Блажевича.)

Из дома на террасу выходят  С о ф ь я  С е р г е е в н а, за ней — Д а р ь я  с чайником в руках. Софья Сергеевна садятся за накрытый стол. Дарья устраивается завтракать в стороне, у перил.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Юрий Михайлович, позавтракайте с нами, садитесь. Андрюша, сделай усилие над собой, проглоти что-нибудь.

П р у ж и н и н. После душевных потрясений врачи советуют простоквашу.

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Юрий Михайлович, вы представляете, что он выстрадал на этом ужасном суде? И вы знаете, у меня было предчувствие. Даша, ты помнишь, у меня было предчувствие?

Д а р ь я. Это когда часы остановились?

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Помолчи, Даша. А как ему жать дальше?

Б л а ж е в и ч. Мама, вы ничего не знаете!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Ах, я все понимаю! Мне твое сердце видно, как на ладони. Вот и сейчас: ты смотришь на это дерево и думаешь: не под ним ли жена целовалась с Изнанкиным? А сколько может быть таких деревьев!

П р у ж и н и н. Д-да… Тогда лучше гулять по полю…

С о ф ь я  С е р г е е в н а. А вы уверены, что в поле они ничего не делали?

Б л а ж е в и ч (кричит). Мама, я прошу, я требую!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Воды, воды!

Каждый протягивает Блажевичу стакан с водой.

Андрюша, не вспоминай, забудь о своем положения. Давайте говорить о чем-нибудь другом. Ведь есть же счастливые браки, когда мужья ничего не подозревают.

Д а р ь я. У моего племянника один товарищ жену соблазнил: полотна подарить обещал. Племянник про это узнал, да как любовника подстерег, да как восемь метров с него стребовал! Они с женой ничего, хорошо живут.

Б л а ж е в и ч. Ну какое нам дело до твоего племянника!

Д а р ь я. Я вам для утешения рассказываю.

Б л а ж е в и ч. Это черт знает что такое!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Воды, воды!..

Все протягивают Блажевичу стаканы.

Б л а ж е в и ч. Уберите вашу воду!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Вы видите, как он страдает! Будем говорить о чем-нибудь совершенно другом.

Пауза.

П р у ж и н и н. У меня был бухгалтер, которому жена никогда не изменяла…

Блажевич вскакивает с места.

С о ф ь я  С е р г е е в н а (укоризненно). Юрий Михайлович…

П р у ж и н и н. Я же говорю «не» изменяла, «не»!

С о ф ь я  С е р г е е в н а. Андрюша, успокойся, такого бухгалтера не было и быть не могло. Неужели нельзя говорить о чем-нибудь другом?

Р о д и о н о в (входит, останавливается в покаянной позе около террасы и кланяется). Андрей Петрович, я зашел раскаяться. Да разве я мог предполагать, что Анна Павловна такого поведения…

П р у ж и н и н. Какая бестактность!

Р о д и о н о в. Нет, это хуже, нем бестактность, здесь для мужа оскорбление. Я вам, Андрей Петрович, сочувствую, и все, кому и расскажу, тоже посочувствуют, вот увидите…

Б л а ж е в и ч. Вы собираетесь об этом рассказывать?

Р о д и о н о в. А как же? Я вас первый обвинил, я и оправдаю. Общественный долг — прежде всего. Жена изменила — ну что ж! Мы вам по этому поводу какую-нибудь нагрузку дадим. Счастливо оставаться. (Уходит.)

С о ф ь я  С е р г е е в н а. И все это Андрей должен переносить! Андрюша, не обращай внимания, постарайся забыть свое положение.

Входит  А н я. Софья Сергеевна указывает на нее вилкой.

Но разве можно забыть в такой обстановке!