Мы останавливаемся у того места, где лежала Кристал, и тут из маленькой кухоньки выходит мужчина, огибая осколки разбитых тарелок. Он худой и жилистый, у него всклокоченные волосы, а на лице застыло выражение полного отвращения. Мужчина представляется старшим криминалистической группы, пожимает нам руки и сообщает, что пока ему ничего не известно. Криминалисты уже закончили работать в прихожей и теперь фотографируют и осматривают комнаты, но они уже нашли окровавленный отпечаток ноги у двери.

– Я должен проверить вашу обувь, – говорит мне старший группы. – Полагаю, вы тут везде успели натоптать.

Я говорю ему, что криминалисты уже забрали мои кроссовки.

– И я подумал, что спасти жизнь этой женщине важнее, чем обеспечить чистоту полов.

Тем не менее мужчина изучает размер моих туфель.

– Слишком большие, – говорит он, словно раздосадованный тем, что я не испортил его работу.

Скрывая волнение, я прохожу в ближайшую комнату, и остальные вереницей следуют за мной в спальню, шурша одноразовыми комбинезонами. О’Ши внимательно смотрит на меня, но прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, у Джерри звонит телефон.

– Это Уинстэнли, – искоса взглянув на меня, говорит он и удаляется в коридор, чтобы я его не слышал.

– Чья эта комната? – спрашиваю я.

Глава следственной группы проверяет свои записи и говорит:

– Мэттьюс.

Для нас троих комната Эми Мэттьюс слишком тесная. Здесь тот же самый воинствующий беспорядок, как и повсюду в квартире: матрас с узкой кровати сброшен на пол, сама кровать опрокинута, единственный шкаф опрокинут, трусики и лифчики Эми свалены посреди комнаты вместе с учебниками по медицине и дешевыми сувенирами. Человеческая жизнь, превращенная в груду мусора. Я пытаюсь мысленно представить, какой человек жил здесь, связать этот образ с убитой женщиной, которую видел вчера вечером. Но это непросто. Воспоминания о мертвом теле резко контрастируют с яркими разноцветными бусами, искрящимися в свете ламп, и тремя плакатами молодежных поп-групп, пришпиленными кнопками к стене.

Возвращается Джерри, убирая телефон. Остальные продолжают работу.

– Крайне неприятно, – вполголоса говорит он мне. Вид у него еще более подавленный, чем прежде. – Уинстэнли хочет увидеть эту квартиру в том состоянии, в каком она сейчас.

– Пусть приходит после того как мы закончим.

– Она говорит, что ей нужно заниматься расследованием убийства. А твой телефон не отвечает.

Но, к моему облегчению, Джерри не настаивает. Он проходит следом за остальными в соседнюю комнату, и я уже собираюсь присоединиться к ним, как вдруг замечаю дневник, лежащий на опрокинутой мусорной корзине. Это та яркая штучка, куда любят изливать свое сердце девочки-подростки; на обложке фотография невозможно красивой пары под цветущей вишней, смотрящей друг другу в глаза. Я осторожно раскрываю дневник облаченными в перчатки руками и обнаруживаю, что никакое сердце в него излито не было. Похоже, Эми Мэттьюс доверяла своему дневнику лишь то, что ей нужно купить молока, или то, что они поссорились с Кристал из-за того, чья очередь мыть туалет. Еще Эми записывала самые разные цитаты, попавшиеся ей на глаза, а также черкала краткие замечания об одежде, клубах и диск-жокеях. Назначенные на день дела она заносила лишь в виде указания времени. Никаких уточнений насчет того, с кем, где и зачем. Выведенные круглым ученическим почерком строчки не раскрывают абсолютно ничего. Записи заканчиваются вчерашним днем: «Погода холодная. Нужно купить новую куртку. Жду не дождусь».

И затем одна-единственная буква: «Р».

Эми имела в виду меня? Или это просто случайное совпадение? У меня нет времени на раздумья. Что бы это ни означало, я не хочу, чтобы кто-либо еще увидел этот дневник. Слышу шаги, и в комнату возвращается О’Ши. Я изобретаю что-то, что он должен срочно сказать старшему криминалисту. Как только сержант уходит, я заворачиваю дневник в пустой пакет и засовываю его за пазуху комбинезона. После чего присоединяюсь к остальным, изучающим разгром в гостиной. Чем больше я смотрю на беспорядок, тем больше он мне кажется преувеличенным и ненастоящим – словно это картина со скрытым смыслом. Я снова вспоминаю носатого парня из Восточной Европы с его резким запахом.

– Я обнаружил Кристал сегодня в шесть часов утра, – говорю я. – Врачи в больнице считают, что напали на нее гораздо раньше. Так почему тот тип все еще находился здесь? Что он делал столько часов?

– Он задержался, чтобы позлорадствовать, – безучастно произносит Джерри.

– Или он что-то искал. Он ушел, затем вернулся и перевернул здесь все вверх дном.

– Сколько времени это заняло бы? – говорит О’Ши. – На такую маленькую квартиру нескольких часов не нужно.

– Итак, он ушел, а затем вернулся ради чего-то?

Осталась одна комната – спальня, в которую заходил неизвестный. Это должна быть спальня Кристал. Я обхожу молодую женщину, которая сидит на корточках в углу, собирая образцы волос и кожи. Если судить по обстановке, Кристал была более спокойным, более рассудительным человеком, чем ее подруга. Бледно-голубые стены ничем не увешаны, украшений меньше, нет попыток навести красоту. Но здесь прошел тот же ураган: матрас, кровать и прикроватный столик с силой сдвинуты с места, будильник болтается на проводе, мигая своими красными цифрами.

– Он не нашел то, что искал, – бормочет О’Ши, обращаясь не столько к нам, сколько к себе.

Джерри присоединяется к нам и заглядывает мне через плечо.

Я смотрю на скудные вещи, разбросанные по протертому ковру.

– Это не наркотики. Он вывалил все из ящиков; значит, то, что он искал, недостаточно большое, чтобы увидеть это с первого взгляда. Имело ли смысл переворачивать здесь все вверх дном ради маленькой дозы наркотиков?

– Если он был в отчаянии.

Тут что-то не так, но я не спорю. Вместо этого оставляю криминалистов искать следы наркотиков. В любом случае уже слишком поздно. Что бы это ни было, если даже это вообще было здесь, теперь этого уже определенно нет.