Садина знала, зачем людям наука. Если ее собственная кровь являлась чем-то важным для Клеттер и она искала ее по всему миру, то, может быть, ей не нужно понимать все эти как и почему. Может быть, нужно просто верить природе, а та уж сделает все, как нужно? Неужели все так просто?

Джеки, Триш и Миоко перенесли на борт корабля огромные охапки пальмовых веток и листьев. Если они и научились чему-нибудь во время своего первого путешествия по морю, так это было следующее: желудок Джеки не был приспособлен для морских странствий, а потому ее во время качки следовало отвлекать и развлекать. К тому же можно с пользой провести время и остальным членам экипажа. Миоко и предложила: чтобы не дать скуке сожрать себя, все время плавания можно будет плести из пальмовых веток матрасы, одеяла, шляпы и посуду. А для Джеки отдельно, на случай приступов морской болезни – специализированное ведро. Главное не то, что они явятся на Аляску в образе настоящих дикарей-островитян в плетеных пальмовых шляпах. Главное, и Садина с одобрением об этом думала, что работа руками отвлечет ее саму от ее беспокойных мыслей, а Джеки – от вопросов, которые будет задавать ей ее желудок.

Чем ближе подходил момент погрузки на корабль, тем больше Садина нервничала. Несмотря на то что Минхо горел желанием увидеть Божество и этим желанием заразил почти всех, Садина почти ничего не знала о тех существах, что составляли святое триединство. Каждый раз, когда она приставала к нему с вопросами, он отвечал: Божество – это совсем не то, что ты думаешь. Интересно, а что тогда? Ответа не было. А ей хотелось знать – нужно же иметь по этому поводу собственное мнение, а как его сформировать, если информации – ноль? Кстати, Летти и Тимон знали о Божестве столько же, сколько знал Минхо, то есть, нисколько.

ТУ-ТУУУУУ… – раздался рев корабельного гудка. Такого громкого звука Садина никогда не слышала – ни от человека, ни от машины. Ну, может быть, что-то похожее издавал гореход. Задрожала палуба корабля, дрожь передалась людям.

– Доминик! – возмущенно воскликнула Миоко.

– Это не я! – крикнул тот, протестуя.

Он стоял прямо за спиной Миоко, как и все, пораженный мощью звука.

– Прошу прощения! – Минхо выглянул из капитанской кабины. – Я проверяю, какой рычаг как работает.

Миоко свирепо посмотрела на него.

– Без проблем, – сказала она. – Занимайся. Просто отметь для себя – рычаг, на который ты только что надавил, это гудок.

– Спасибо тебе! Сам бы я не догадался.

Минхо осмотрел палубу и почти полностью разобранный лагерь на берегу.

– Скоро поплывем, – крикнул он. – Готовы?

Садина перенесла в каюту последние из своих вещей.

– Я готова! – сказала она, протянув Триш свой рюкзак. Это был рюкзак, с которым она покинула остров. К его содержимому она добавила кое-что еще, собранное по пути – несколько сверкающих камешков, палку, которой она еженощно помешивала в костре, заостренную металлическую пластину, которую Айзек изготовил на своей самодельной наковальне.

– Готова? – спросила Триш, укладывая рюкзак Садины рядом со своим.

– Сборы нельзя закончить, но можно прекратить, – пошутила она. Их ждали многие мили холодного океана с волнами, болтанкой и морской болезнью, но без такого привычного костра по ночам. Было невесело. Они встали и вышли на верхнюю палубу.

– Я всегда готов, капитан! – провозгласил Доминик, похлопав Минхо по плечу.

– А где Айзек? – спросила Садина. Того не было ни в каюте, ни на палубе.

Перегнувшись через леер, она увидела его на берегу. Рюкзак его стоял рядом с вещами миз Коуэн и Фрайпана.

– Айзек! – крикнула она. – Спальные места те же, что и в тот раз. Ты от Доминика с подветренной стороны. Прости!

Она ожидала, что ее друг рассмеется, но тот молчал и смотрел на миз Коуэн, словно это она решала, что ему делать.

– Можете все спуститься к нам? – попросила та. Триш последовала за Садиной на берег.

– Сейчас будет устанавливать правила, как нам всем плыть, – прошептала Триш, но Садина и представить себе не могла, что ее мать собирается им сообщить. Может, хочет устроить коллективную молитву на берегу, во имя успешного путешествия? Они спустились, один за другим: Джеки, Доминик, Миоко, Оранж, Рокси и, наконец, Минхо, слегка недовольный тем, что его оторвали от дел.

– Что случилось? – спросила Садина. Все собрались и окружили миз Коуэн, но та пока не сказала ни слова. Что-то было не так. Садина посмотрела на Айзека. Тот исходил потом.

– Нужно поговорить по поводу нашего путешествия.

Минхо поправил ружейный ремень, и впервые Садина почувствовала, что ее беспокойство окрашено страхом, а не просто волнением. Что-то определенно должно произойти. В поисках поддержки Садина глянула на мать, но та выглядела еще более усталой и изнуренной, чем тогда, когда погибли Вильгельм и Альварес.

Наконец она вышла вперед и выпрямилась.

– Я должна кое-что сообщить, – сказала миз Коуэн, – но мне нужно было, чтобы все были… готовы.

– О чем ты говоришь? – обратилась к ней Садина тоном, которым к матерям могут обращаться лишь дочери; страх заполонил ее. – Что происходит?

– Мне очень жаль, Садина.

Мать посмотрела на нее таким взглядом, словно Садина должна если не знать, то догадываться о случившемся. Садина повернулась к Айзеку, но тот уставился себе прямо под ноги.

– Я не поплыву с вами на Аляску, – сказала миз Коуэн, отведя глаза.

Садина замерла, ошарашенная. Затем ее охватила дрожь ярости и отчаяния.

– Зачем было устраивать это голосование, если для себя ты устанавливаешь свои правила, мама? Мы же голосовали, верно? И большинство победило. Мы плывем на Аляску. Все, как один.

Говоря, Садина старалась вложить в свой голос максимум силы и убедительности.

– Это не потому, что я не хочу, – начала миз Коуэн. – Но мы