Шрифт:
Закладка:
— А почему вы меня не разбудили?
— Ты так мило храпела, словно самый громкий гном возле спящей Белоснежки, вот я и не мог прервать этот волшебный момент.
Издаю несуразный смешок. Если Довлатов вновь начал иронизировать, то его настроение окончательно пришло в норму.
— У тебя самые лучшие комплименты.
— Не спорю. Но я бы назвал это констатацией факта. — он устало прикладывает ладони к вискам и начинает массировать их.
Подавив зевок и привычное желание закатить глаза, перевожу взгляд на время. Чуть больше полуночи.
— Похоже, у меня появилась ещё одна проблема. — негромко произношу и неотрывно наблюдаю за бегущей стрелкой часов.
— Прям не терпится узнать, какая?
— Общежитие открыто только до одиннадцати.
Обессиленно прикрываю глаза на несколько секунд. Что ни день, то новое приключение! Конечно, я часто попадаю в неприятные ситуации, но сегодня у меня прям апогей неловкостей.
— В приниципе, — подаёт голос Довлатов, заствляя меня обратить на него внимание. — Твоя подруга может скинуть тебе шторку, и ты спокойно залезешь в свою обитель.
— Боюсь, у меня не такие длинные шторы, чтобы с пятого этажа достать до земли. — скептически хмыкаю, внимательно наблюдая за эмоциями лектора. Вновь возникает эксцентричное желание дотронуться до его лица, провести подушечками пальцев по его скуле вниз, коснуться очерченных губ…
— … и, таким образом, сосиска вышла из здания. — заканчивает свою мысль мужчина с самым непроницательным лицом.
— Ч-что? — Господи, мне же не послышалось?
— Хотел проверить, слушаешь ли ты меня или нет. Оказалось, что не слушаешь. — Дмитрий придвигается ко мне ещё ближе и «случайно» задевает коленом моё бедро. — Опять обо мне задумалась?
Резко поднимаю негодующий взгляд на его усмехающиеся глаза.
— Не опять и не о тебе.
— Знаешь, тебе не идёт образ вруньи.
— А кто сказал, что я вру? — гордо поднимаю подбородок, словно упрямый ребёнок, который не хочет есть кашу.
— Твои глаза. — лектор иронично поднимает бровь. — Но сейчас не об этом. Если серьёзно, то я могу договориться, чтобы тебя пропустили в общежитие. Думаю, милая вахтёрша озарится моим обаянием и магнетическими глазами.
— Уверена, что этого не случится, потому что на выходных дежурит Борис Сергеевич. А он, знаешь ли, не по мужчинам. — перед глазами всплывает образ семидесятилетнего вахтёра, вечно недовольного и возмущающегося, и я невольно прыскаю, представив себе картину, как Довлатов пытается очаровать его.
— Ты плюёшься, Суворова. — мужчина усмехается и машинально дотрагивается до своей щеки.
— Ничего, я не заразная. Да и ты как раз освежился.
— Да, я прям почувствовал волну морского бриза. — на его лице на мгновение отражается странная улыбка. — Ты сказала, что на входе сидит Борис Сергеевич, ведь так?
— Ведь так. Вы знакомы с ним?
— Даже лучше, чем ты можешь себе представить.
— Данная фраза звучит очень подозрительно. — сощуриваюсь, пытаясь угадать мысленный поток преподавателя, и, конечно же, у меня это не получается.
— Когда я учился на первом курсе, решил поселиться в общаге. А этот самый Борис умудрялся сидеть на вахте чуть ли не каждый день. Никого не любил Сергеевич, хоть убей. И в одно сентябрьяское утро появился мальчик, к которому он стал хорошо относиться, как своему сыну или как к хорошему другу, всем на удивление. Так вот. Этим мальчиком оказался, к сожалению, не я. — торжественно заканчивает свою речь Довлатов.
— Очень увлекательная история, конечно. Но при чём тут это?
— Да ни при чём, просто решил рассказать, как его внук к нам в общагу заселялся.
— Эта информация очень ценна для меня, тут не поспоришь. — согласно киваю головой.
— Вот и я о том же. Но, если тебе интересно, Борис не любил меня, причём больше всех. И было за что, правда. Ты бы видела, какая же у нас неразрывная и непонимающая связь образовалась, эх. — почти мечтательно произносит лектор, откидываясь на сиденье. — Я это к тому говорю, что лучше мне не попадаться ему на глаза, пусть и прошло столько времени.
— Даже не верится, что, будучи студентом, ты мог обидеть человека старше себя. — оценивающе осматриваю преподавателя.
— Его обидели собственные принципы и мизерная зарплата. А я… — Дмитрий на секунду задумывается. — Ах, да, пожалуй, и я тоже.
Не знаю, почему, но я начинаю улыбаться. Если и сейчас Довлатов довольно едкий, то каким он был в студенческие годы несложно догадаться.
— Не улыбайся без причины, а то я подумаю, что ты немного не в себе. — лектор заводит машину, и мы отъезжам от общежития.
— Куда мы едем? — озадаченно спрашиваю и зачем-то смотрю по сторонам.
— Ко мне домой. Не оставлю же я тебя ночевать на улице с кучей цветов.
— Нет, подожди, это как-то… Слишком. — обескураженность вместе с растерянностью заполняют голову.
— А, по-моему, мы уже давно перешли грань этого слова. У тебя разве есть идеи получше?
— Нет. — говорю с заминкой, рассматривая свои руки.
Чёрт, а ведь и правда нет. В общагу меня точно не пустят, тем более, с цветами, да и Борис Сергеевич может подумать, будто я их украла средь тёмной ночи. А спорить сейчас с ним просто нет сил. Конечно, есть вариант переночевать в отеле, но, во-первых, я без денег, а, во-вторых… Хватит и того, что я без денег.
Доезжаем мы за двадцать минут. Неловкость испарилась, оставив место лишь тёплой благодарности. Довлатов так много сделал для меня сегодня. Не каждый человек смог бы поступить также, как он, оставив все свои дела.
Когда мы входим в квартиру, я снимаю обувь и вешаю куртку в прихожей. Видимо, сегодняшняя поездка была настолько эмоциональной, что даже сейчас я не отдаю отчёт своим действиям.
А, может, и отдаю. Одно лишь знаю точно — я хочу это сделать.
Подхожу к снимающему пальто Дмитрию и, уткнувшись ему лицом в грудь и обхватив его торс руками, начинаю крепко обнимать.