сновидениям, Эдмонд во время своего гашишного сна говорил о своих иллюзиях вслух, неосознанно, не сохранив об этом позже ни одного воспоминания, — и что Людвиг, находясь в гипнотическом трансе, просто увидел видения, которые породило сознание Эдмонда.

Эдмонд пишет в своем дневнике, что после наблюдения за пылающим содержимым жаровни в течение нескольких минут, он впал в состояние дремотного транса, в котором ясно видел все вокруг, но с некоторыми любопытными изменениями, которые могут быть отнесены только к действию наркотика. Курильщик марихуаны может увидеть крошечный зал спальни преобразившимся в огромную сводчатую комнату; Эдмонд заявил, что подобным образом помещение, в котором он сидел, увеличилось в размерах. Странно, однако, что это увеличение было ненормального типа — геометрия комнаты постепенно становилась ошибочной. Эдмонд подчеркивает данный момент, не пытаясь объяснить его. О моменте, когда переход стал действительно заметным, он не упоминает, но вскоре он обнаружил себя посреди комнаты, хотя и узнал в ней свою собственную, но общие изменения осознал не раньше, чем переместился в определенную точку.

Примечания почти бессвязные здесь. Эдмонду, очевидно, было трудно описать то, что он увидел в своем видении. Все линии и изгибы комнаты, подчеркивает он, казалось, сконцентрировались на одном определенном месте, — жаровне, где тлела смесь наркотика и химических веществ.

Очень слабый монотонный звон услышал он, но тот начал медленно стихать и вскоре угас совсем. В то время Эдмонд думал, что этот звук — один из эффектов препарата. Он думал так, пока не узнал о неистовых усилиях Скотта связаться с ним с помощью междугороднего телефона. Пронзительный звон слабел и слабел, растворяясь в тишине.

Эдмонд был экспериментального склада ума. Он попытался сфокусировать свой взгляд на конкретных объектах, которые мог вспомнить — ваза, лампа, стол. Но комната, казалось, обладала не поддающейся описанию вязкой текучестью, поэтому он обнаружил, что его взгляд неизбежно ускользает вдоль искривленных линий, пока снова не направляется на жаровню. И именно тогда он осознал, что что-то необычное происходит в этом месте.

Смесь больше не тлела. Вместо этого сформировался странный кристалл внутри жаровни. Этот объект Эдмонд не смог описать; он мог только сказать, что он казался продолжением искривленных линий комнаты, вынося их за пределы точки, где они концентрировались. Очевидно безумие такого понятия; он продолжает говорить, что его глаза начали болеть, от того что он смотрел на этот кристаллический объект, но не мог отвернуть от него взгляд.

Кристалл привлек его. Он почувствовал резкое и мучительное присасывание; затем раздался пронзительный дребезжащий звук в воздухе, и вдруг Эдмонд поплыл со все возрастающей скоростью в сторону предмета в жаровне. Она «высасывала его», — необъяснимая фраза Эдмонда; он на мгновение ощутил невероятный холод, а затем новое видение встало перед ним.

* * *

Серый туман и нестабильность. Эдмонд подчеркнул это любопытное ощущение потока, который он явно ощущал внутри себя. Он чувствовал его, как ни странно, как облако дыма, колеблющееся и плывущее бесцельно. Но когда он посмотрел вниз, он увидел своё собственное тело, полностью одетое и, очевидно, весьма реальное.

Затем ужасное чувство тревоги начало угнетать его ум. Туман сгустился и кружился; кошмар, беспричинный страх, знакомый опиумному наркоману сжимал Эдмонда в своих руках. Что-то, он чувствовал, медленно приближалось, что-то совершенно ужасное и страшное в своей мощной угрозе. Затем, совершенно неожиданно, туман исчез.

Гораздо ниже он увидел что-то, что сначала принял за море. Он висел без поддержки в пустом пространстве, и поднявшаяся серость мерцала и расползалась от горизонта до горизонта. Дрожащая твердая поверхность была испещрена и заляпана круглыми темными каплями; их было несчетное количество. Без сознательного желания Эдмонд почувствовал, как начинает сдвигаться вертикально вниз, и когда приблизился к таинственной серости, рассмотрел ее более четко.

Он не мог определить ее природу. Это казалось просто морем серой слизи, протоплазмы, и лишено характерных признаков. Но темные капли стали похожи на головы.

«Вниз к ужасной орде потащило Эдмонда».

У Эдмонда мелькнуло воспоминание о рассказе, что он когда-то читал, написанном в двенадцатом веке монахом Альберико и содержащем запись о спуске в ад. Как Данте, Альберико видел мучения проклятых — богохульников (он писал на высокопарной, педантичной латыни), погруженных по шею в озеро расплавленного металла. Эдмонд вспомнил теперь это описание Альберико. Потом он увидел, что головы не были существами, частично погруженными в серую слизь; вместо этого, они были однородны с этой серостью. Они росли из нее!

Страх покинул Эдмонда. Со странным бесстрастным любопытством он осмотрел фантастическую поверхность внизу. Там эти человеческие головы покачивались и кивали из серого моря, бесчисленные тысячи было их, но, безусловно, большинство голов не принадлежало человеку. Некоторые из этих последних носили признаки человекообразных, но другие были едва узнаваемы как живые объекты.

Эти головы жили. Их глаза пялились с внушающей страх мукой, их губы корчились в беззвучных причитаниях, слезы текли у многих по впалым щекам. Даже ужасно нечеловеческие головы — птичьи, рептилий, чудовищных существ из живого камня и металла и вещества растительного происхождения — несли следы бесконечных мучений, которые глодали их. Вниз к ужасной орде опускался Эдмонд.

Опять тьма окутала его. Это было временно, но, когда он вышел из кратковременного забытья, он почувствовал (как он говорит) новые изменения. Что-то произошло с ним в тот судьбоносный период темноты. Казалось, что смутная неопределенность затенила его разум, так что он рассматривал окрестности словно сквозь мрак и через своего рода дымку. В этом новом видении он оказался высоко в воздухе над безмолвным, залитым лунным светом городом, и стремительно двигался вниз.

Была полная луна, и в ее свете он узнал старый каменный дом, к которому приближался. Это был дом Кеннета Скотта, знакомый ему по фотографии. Рассеянное ощущения триумфа согрело его; эксперимент, в таком случае, был удачным.

Дом смутно вырисовывался прямо перед ним. Эдмонд парил снаружи открытого, слабо освещенного окна. Всматриваясь внутрь, он узнал стройную фигуру Кеннета Скотта, сидящего за столом. Губы оккультиста были плотно сжаты, и тревожная гримаса омрачала его лицо. Большая книга с пожелтевшими пергаментными страницами была открыта перед ним, он ее тщательно изучал. Время от времени его встревоженные глаза обращались к телефону на столе рядом с ним. Эдмонд сделал попытку позвать Скотта, и тот поднял голову, взглянув в окно.

Тотчас ужасающие изменения произошли с лицом Скотта. Человек, казалось, совершенно обезумел от страха. Он выскочил из-за стола, опрокинув стул, и в тоже время Эдмонд почувствовал принудительное желание, потащившее его вперед.

То, что произошло после — путано и туманно. Заметки Эдмонда отрывочны в этом месте,