Он напросился в ночную стражу, для того чтобы встретить меня.

В промежутке он успел рассказать Аарту про странное поведение Бартеля Тиельманса. Тот почему-то не шутку встревожился и решил не спать, дожидаясь меня.

Через некоторое время мы подошли к сараю, где я оставил старого художника Питера.

Дверь сарая была закрыта на амбарный замок.

— Ты не видел старика? Он остался в замке?

— Нет он выехал за ворота очень довольный, как будто кот обожравшийся сметаны. Покинул замок уже в мою смену.

— Разве ночью вы выпускаете людей?

— Нет, но он нам щедро заплатил, и я знал, что он не сделал ничего дурного. Его провожала Матильда, вдова гробовщика Хуутера, умершего пять лет назад.

Она плакала от умиления и махала ему вслед платочком.

— Вот это да! Плакала от чего?

— Видимо, у несчастной все это время не было ни одного мужика. И этот хитрюга, этот старый хрыч, воспользовался ее горем, — Себастиан улыбался, рассказывая мне про них. Он показал на себе ладонями большие женские груди.

— Думаешь он ее принудил?

— Нет, напротив! Сюда по ее довольному виду, скорее это она его принудила.

Я рассмеялся. Старик оказался страстолюбцем-террористом.

— Все получилось, как он просил, мясистая, веселая, та которая не боится мертвецов. Блин, но где взять ключ? Мне нужно попасть внутрь.

— Вот он, — Себастиан вытащил ключ из кошелька и протянул его мне, — старик велел передать ключ только тебе.

— Открывай и мне нужен свет, тут есть факел?

Себастиан тут же снял со стены факел, а с пояса огниво.

Чиркнул и через мгновение осветил столы с покойниками.

Я поискал глазами картины. Увиденное одновременно разозлило меня и привело в восторг.

Старик-художник обвел меня вокруг пальца. Вместо обещанных шести портретов я получил всего один. Зато какой!

На холсте, разделенном толстыми белыми лилиями на шесть равных участков, были изображены лица всех мужчин, павших в схватке с нами.

Я прикоснулся пальцем к уголку картины и убедился, что краска уже высохла.

— Поднеси факел поближе, — попросил я Себастиана, чтобы лучше разглядеть портреты.

Это было фантастическое, я бы даже сказал фотографическое сходство.

Я рассматривал того, который схватил Дарию, тот, с которым я сразился первым.

Его черные глаза невозможно было не узнать.

При том что художник рисовал его с мертвого убийцы, он выглядел, как живой на фотографии.

Великолепная работа.

Я посмотрел на остальных. Себастиан был тоже впечетлен мастерством старого Питера.

Он подошел к тому, которого заколол своей шпагой, и, приоткрыв веко мертвецу, попросил мне показать его портрет.

— Как живой!

— Я сам в шоке!

Но самым ценном на картине было то, что увидел с обратной стороны.

На каждом портрете было написано место рождения каждого убийцы. Видимо, Брейгель настолько хорошо изучил национальные типажи, что мог даже по мертвому определить какая кровь в нем течет.

— Этот из Андалузии, этот готт, — так на стародавний манер Брейгель обозначил буквами француза, — этот бритт, испанец, московит, осман.

Я прочитал на картине надписи, оставленные мастером.

«Ого, тут есть даже русский» — подумал я, подошел к его телу и даже испытал легкую грусть, от осознания того, что передо мной лежит земляк.

Бедолага, каким ветром его занесло сюда? Я еще раз посмотрел на портрет и оглядев все шесть трупов остался доволен.

— Хорошо, пойдем, Себастиан. Нам очень пригодятся эти портреты. Запри дверь снова на замок, — я взял раму в руки и направился к выходу.

Мы двинулись в замок. На входе нас встретили стражники, я опустил голову, чтобы меня никто не узнал.

Узнав Себастиана нас пропустили.

Аарт приказал охране провести его к себе, как только он появится.

Мой кузен ожидал меня в том же помещении, в котором мы встретились с ним впервые после того, как я попал в тело Девитта.

Он вскочил мне навстречу и обнял, как только мы вошли с Себастианом.

— Что это у тебя? — кузен указал на картину в моей руке.

— Я вам еще нужен? Мне нужно обратно — к воротам. Боюсь, что если кто-нибудь застанет Кристофера одного, тогда нам влетит по пятое число. В страже, на воротах нужно стоять вдвоем, — сказал Себастиан.

— Да, пожалуй, иди. Спасибо большое, Себастиан, — ответил Аарт.

— Простите меня, кассельхолдер, но я попрошу Себастиана остаться, очень важно. Дело жизни и смерти.

Аарт приподнял бровь, кивнул, сложил руки на груди и приготовился слушать

Я рассказал о том, что затеял Бартель Тиельманс в отношении Элайны, не раскрывая подробностей про возвращение в свое прошлое тело.

Ее брат метал глазами молнии и было видно, что он с трудом сдерживает бешенство. Аарт, в отличие от Себастиана, спокойно выслушал меня и понял все с полу слова.

— Себастиан! Успокойся. Мы с Девиттом не позволим Бартелю обидеть и забрать Элайну. Быстро седлайте четырех коней. Возьмешь еще двух стражников, которым доверяешь больше всего. Распорядись, что бы их заменили, если они в карауле. Слушай меня внимательно. Поедете заберете Элайну и привезете ее сюда. Возьмешь для нее мужскую одежду. Ты сам оденешь мой шлем, так, чтобы твои родители не смогли тебя узнать. Говорить должен кто-то из твоих поручных. Родителям, скажешь, что это приказ барона. Постарайся успокоить Элайну. Дай ей какой-нибудь тайный знак, чтобы она поняла, что это ты и доверилась тебе. Сможешь?

Себастиан, кивнул.

— Да, смогу. Спасибо, кассельхолдер! — брат Элайны все еще хмурил брови, переваривая распоряжения Аарта.

— Тогда иди и не теряй времени.

Себастиан выскочил из помещения бегом.

Я посмотрел на Аарта. Он был сосредоточен и собирал свои принадлежности в дорогу. Мой кузен выглядел очень уставшим.

— Мне нужно, кое-о чем серьезно поговорить с тобой, я не смогу отправиться с вами в Ватикан.

— Как так? — Аарт обернулся, — почему?

Он отложил свой парадный камзол, который вкладывал в дорожный мешок и подошел ко мне.

— Я тебе объясню подробно и постараюсь сделать это так, чтобы тебе было понятно, но прежде, пожалуйста, расскажи мне про наш клан, про клан брата. Почему мы враждуем?

— Сейчас не лучшее время… — он погладил свой затылок, будто пытался заслужить свою похвалу. — Мы не можем тратить его понапрасну.

— Другого времени, возможно, не будет. Расскажи.

Аарт усадил меня в удобное кресло, а сам сел на против.

Он говорил очень тихо, почти шёпотом и я был вынужден напрягать свой слух, чтобы понимать всё, что он мне говорил.

Кузен взял с меня слово, что я никому не разболтаю об услышанном, объяснил, что это крайне опасно и