следами его безупречную чистоту. Робко переминаясь с ноги на ногу, Катя встала поодаль, дожидаясь, когда дама освободит место у полки. Однако пианистка не торопилась, перелистывая один сборник за другим, точно мысленно проигрывала каждое произведение. Катя начинала нервничать: разве нельзя определяться с выбором чуточку быстрее? Но вместо того, чтобы высказать свои мысли, она осторожно произнесла:

– Позвольте, я отвлеку вас на минутку, возьму нужную книгу и убегу.

Томная особа обернулась на голос, и этот поворот головы был настолько грациозен, что сделал ее похожей уже на балерину.

– Ох, я мешаю вам? – Она растерянно заморгала, как будто только что проснулась, и посторонилась, уступая место Кате.

Нужная книга нашлась на нижней полке – тонкая, в мягкой обложке с аскетичной фотографией сцены и белым заголовком, на который падал свет софитов.

– Вы поете? – спросила пианистка с восторгом. Очевидно, чтобы добиться уважения в ее глазах, достаточно было обозначить свою тягу к музыке. За секунду Катя превратилась из микроба в носителя культурного наследия.

– Интересуюсь музыкой, – уклончиво сказала Катя. Пианистка оценила это и с воодушевлением продолжила:

– Я работаю в филармонии. Приходите послушать наших студентов. Думаю, их пример вдохновит вас на творческие успехи!

Ее жесты, блеск в глазах и звонкие нотки в голосе раскрывали перед Катей человека, говорящего о своей работе с душой. Многим ли жизнь предоставляет шанс заниматься любимым делом? Многим ли удается найти свое призвание, от которого бы сверкали глаза? Катя хотела так же.

Они обменялись любезностями и разошлись, как и положено было сделать сразу случайным встречным. Окончание разговора принесло Кате облегчение, словно в обществе статной дамы она втягивала живот, а теперь могла свободно выдохнуть и расслабиться.

Но книга с новой подсказкой не давала покоя. Затерявшись в пустом отделе с учебной литературой, Катя нетерпеливо открыла самоучитель. Внутри она нашла обрывок бумаги в клеточку и сразу вспомнила игру, когда в книгах оставляли какие-то послания будущим читателям. Она частенько вкладывала между страниц записки для случайного адресата и сама хотела бы обнаружить такое письмо.

И вот теперь держала в руках записку, в которой сообщалось:

«Чтобы быть героем в книге, нужно спасти человечество или убить монстра. Чтобы быть героем для книги, достаточно спасти ее, даровав вторую жизнь. Тысячи пыльных книг нуждаются в твоей помощи, но тебе нужна лишь одна – А. С. Пушкин, сборник стихов, том I. Помоги книге, и она поможет тебе!»

Все тот же небрежный почерк, буквы-колючки и пляшущие строчки, не вписывающиеся в расчерченные на бумаге клеточки. Некоторые слова ей пришлось внимательно разглядывать, чтобы собрать их по буковке, различая каждую. «Т» было похоже на «г», а оно больше напоминало не букву, а значок молнии; «д» имело острый хвостик, словно хотели написать «а», но рука дрогнула от толчка, прибавив букве лишние линии. Сам текст послания оказался еще сложнее для ее восприятия, нежели почерк, к которому она уже начала привыкать. Эта подсказка была зашифрована полунамеками и, несмотря на указание конкретной книги, оставалась головоломкой. В какой именно книге Ник спрятал следующую подсказку? Где ей искать тот единственный томик? Катя снова перечитала записку, разбирая каждое предложение. Что Ник вкладывал в понятие «спасти книгу»? Возможно, он хотел, чтобы она обновила старую потрепанную книжицу из библиотеки, подклеила страницы, заменила корешок и заново нанесла на ее обложку со стершейся позолотой название.

Она решила подумать над головоломкой позже: сунула записку в карман куртки, положила самоучитель поверх стоявших на полке книг и поспешила к выходу. Эта игра с Ником захватила ее с первых секунд, и Катя хотела бежать, ловко распутывая одну загадку за другой, чтобы добраться до последнего рубежа как можно скорее.

Она прошла мимо кассирши, которая со скучающим видом отсчитывала покупателю сдачу, и толкнула дверь от себя, возвращаясь в холод ноябрьского вечера. Дверь приоткрылась и, точно встретившись с каким-то препятствием, вернулась в исходное положение, едва не прищемив Кате пальцы. Она толкнула дверь снова, уже не отпуская ручки, и вышла на лестницу, не сразу заметив слева от себя девушку, которая потирала ушибленное плечо. Катя увидела ее, когда дверь уже захлопнулась. Девушка была не напугана, а скорее растеряна. Большие карие глаза, дрожащие губы и неестественная гримаса, как у человека, который едва сдерживает слезы. Ее лицо показалось знакомым, но вспомнить, кто она, Катя не смогла.

– Вы ушиблись? – Она обеспокоилась, что девушка плачет от боли. Незнакомка ничего не сказала, только отрицательно помотала головой и шмыгнула носом. – Простите, я не заметила вас!

– Мелочи, не обращайте внимания, – подала девушка голос: тонкий, с надрывом и очень слабый, похожий на мышиный писк. – Вы здесь совершенно ни при чем.

– Для начала я предлагаю вам спуститься с лестницы, если не хотите заработать еще один ушиб. – Катя протянула девушке руку.

Никогда прежде ей не хотелось взять за руку незнакомого человека – прикосновения чужаков воспринимались как ожоги. Катя сторонилась людей и не переносила, когда едва знакомые собеседники позволяли себе похлопать ее по плечу или приобнять. Но сейчас все было по-другому. Она сама протянула руку и сжала дрожащую ладонь незнакомки.

– Что-то случилось? – спросила Катя, когда они спустились по крутым ступенькам.

– Пустяки, – пискнула незнакомка, однако за этим словом скрывалось очевидное и простое «да».

Людям иногда сложно признаваться в своих проблемах, особенно если о них спрашивают прямо. Катя чувствовала, как девушка замыкается в себе, поэтому не стала докучать вопросами. Прошло несколько мгновений, которые понадобились незнакомке, чтобы рассмотреть Катю и оценить ее как собеседницу. Очевидно, Катя произвела положительное впечатление, потому что незнакомка коротко сказала:

– Меня уволили.

Слова сорвались с губ, подобно слезам: в них была и печаль, и боль, и обида, и едва уловимый страх. В воображении Кати эти слова выглядели, как две крупные слезы, оброненные при неосторожном взмахе ресниц. Интересно, как бы звучали эти слова из ее уст? «Меня уволили» – как выдох облегчения, прозрачный воздух, получивший свободу.

– О, так вы четвертый консультант?

– Бывший, – с горечью добавила девушка.

– Да не переживайте, там надолго никто не задерживается!

Катя не нашла более подходящих слов. Это на бумаге она была красноречива, а в общении часто терялась, как будто разучилась составлять предложения. Наверно, поэтому она и не любила разговаривать с людьми.

Бывший консультант недоверчиво покосилась на Катю.

– Вам повезло, что вы меня встретили. Я знаю, что вам поможет!

Брови-домики, придававшие незнакомке и без того удивленный вид, изумленно поползли вверх. Не дожидаясь ответа, Катя потянула ее за рукав драпового пальто.

Вспомнив слова Ника, она решила начать общение со знакомства, чтобы придать разговору должную непринужденность. В ответ девушка представилась Милой, и это имя идеально подходило ее хрупкой натуре. А больше она не произнесла ни слова.

Кондитерская встретилась им так вовремя, словно только что возникла на пустом месте, чтобы спасти этот разговор. Катя затащила новую знакомую в теплое помещение, пропитанное запахом корицы и кофе. Она выбрала «свой» столик в уютном закутке. Иногда, после встреч с матерью, Катя забредала сюда и могла сидеть часами, запивая горячим шоколадом вкус травяных настоев, которые мама подавала к пирожным безе. Это был не просто столик в кондитерской – Кате он казался молчаливым психологом, к которому она ходила изливать душу. Две чашки горячего шоколада оживили стол – салфетки на нем теперь выглядели уместно, а полированная поверхность отражала белую керамику блюдец.

– Горячие напитки обжигают языки, но чаще – развязывают их, – улыбнувшись и обхватив ладонями чашку, сказала Катя.

Снова наступило молчание. Катя заерзала на стуле, теряя терпение.

– Я думаю, этот столик волшебный. Расскажешь ему о своих жизненных трудностях – и станет легче. Ну же, смелее. Что произошло там, в книжном?

Глоток горячего шоколада растопил в Миле внутренний