Петра», не говоря уже о составителе второго поддельного послания. Кифа Павла является просто апостолом иудейского культа, проповедовавшим обрезание, а вовсе не учеником и спутником Иисуса. Наконец, мы можем указать на явно мифические мотивы, которые определили собой наиболее существенные детали мифа о Петре в его евангельской модификации.

Есть существенное соображение, которое говорит за то, что одна из наиболее значительных деталей мифа о Петре, а, именно, предназначение Иисусом Петру роли «камня фундамента» новой церкви, является позднейшей вставкой в текст евангелий. Употребление слова «ecclesia» (церковь), которое ни разу нигде не упомянуто в евангелиях, кроме разбираемого нами текста да еще одного интерполированного места у Матфея (XVI, 18, XVII, 17), совершенно отчетливо указывает, что XVI, 18 является позднейшей фабрикацией, которая в «Diatessaron» Татиана, по-видимому, отсутствует. Почти не приходится сомневаться в том, что этот миф вдохновлен учением о «божественной скале» митраизма, той религиозной системы, которая снабдила христианство учением о тайной вечере и воскресении, если только это учение не относится к древним туземным (палестинским) мифам. Что же касается мифического вручения Петру ключей рая и ада, а также права вязать и решать на небе и на земле, то эта мифическая деталь еще яснее подчеркивает связь мифа о Петре с митраизмом. На многих памятниках Митра изображен с двумя ключами и с опущенным и поднятым факелами, символизировавшими смерть и жизнь. Именно в митраизме мы можем найти ту связь, которая соединяет более раннюю форму христианского мифа о Петре с его позднейшим римским вариантом.

Одной из наиболее ценных мыслей Дюпюи является указание на то, что легенда о Петре основана в своих существенных чертах на римском мифе о Янусе. Янус, подобно Петру, держит в руках посох и ключ. А как открывающий ворота нового года (отсюда Januar — Январь) он стоит во главе 12 месяцев так же, как Петр стоит во главе 12 апостолов. Имя Janus (Янус) послужило поводом к тому, что бог носитель этого имени, превратился в бога входов и дверей (janua — дверь), однако, в действительности, это был весьма древний солнечный итальянский бог, занимавший в римском пантеоне очень высокое место. Вместе с Юпитером Янус слыл творцом всего во вселенной. Он был, следовательно, «богом богов», первоисточником и первоначалом всего, хотя впоследствии он и вынужден был уступить свое место Юпитеру. Называвшийся первоначально Дианом (Dianus) он был солнечным богом, тогда как Диана была богиней луны. Впоследствии он занял в римском пантеоне подчиненное, хотя и достойное, положение, но навсегда остался для римлян «хранителем ключей», открывающим (Patulcius) и запирающим («Clusius»)Это безусловно относится, как указывает Преллер, к солнцу, которое открывает и закрывает день, однако ключи присвоены специально Янусу. Он является ключеносящим богом, Deus claviger, и, как привратник небесного дворца, coelestis aulae janitor, он одновременно смотрит на восток и на запад, Eoas partes, Hesperiasgue simul. Отсюда-то явились и два лица на изображениях Януса. Он не только бдительно наблюдает за дорогой в ад и на небо, он имеет так же, как это показывает Овидий, власть вязать и решать, открывать и запирать, начинать и кончать на небе, на земле, на морях, во всей вселенной.

Янус возбуждает войны и приносит мир. Сам Юпитер пользуется посредничеством этого бога. Янусу приносятся первые жертвы, ибо ведь он открывает доступ к богам. Более точную аналогию функций Петра трудно и придумать. Эта аналогия распространяется даже на самые мелкие атрибуты. И, если мифический Петр был рыбаком, то Янусу была присвоена в качестве символического, атрибута, изображавшаяся на монетах, лодка. Янус же слыл богом гаваней, божеством и источником колодцев, рек и потоков. Не так уже невероятно, впрочем, и то, что участие Петра в хождении Иисуса по водам навеяно изображениями, рисующими Януса рядом с Посейдоном, богом и владыкой моря, хотя эта деталь могла быть подсказана и ассоциированием Петра со скалой.

Рис. 28. Двуликий Янус.

Если мы только признаем, что первые элементы мифа о Петре выросли из митраизма, то нам легко будет понять, каким образом этот миф ассимилировался в Риме с мифом о Янусе. Из всех разнообразных культов, бывших налицо в римской империи, митраизм занимал, бесспорно, одно из наиболее видных мест. И когда бы это ни произошло, до или после упадка митраизма, религии враждебных Риму персов, несомненно, что усвоение чисто римским культом Януса некоторых черт митраизма могло быть совершенно естественным явлением. Христизм, однако, мог приобрести большую устойчивость особенно среди имевшей столь важное значение армии, включив в себя некоторые специфические черты, которые были присущи Янусу и Митре, бывшими в очень большой степени воинствующими божествами. Присвоение этих черт мифическому основателю римской церкви являлось очень ловким стратегическим приемом.

Проследить элементы христианского мифа о Петре в мифах о Митре и Янусе совсем нетрудно. Однако, мне думается, что до сих пор не была еще замечена связь между двуликим Янусом, двуполым Митрой и мифом об отречении Петра. Прозвище «Bifrons» -двуликий, не имело, по-видимому, у римлян современного смысла двуязычности, двурушничества. Янус был, несомненно, вполне добродетельным богом, хотя и двуликим в буквальном смысле слова. Для умов, однако, которые были всецело поглощены тем, чтобы придумывать мифические объяснения для древнего ритуала, для художественных произведений, доставшихся в наследство новому культу, отвергшему старую теософию, для таких умов «двуликость» теряла свой буквальный смысл и приобретала именно значение двурушничества и ренегатства. Придумывать мифы, подгонять их друг к другу, — вот что было основным жизненным делом позднейших языческих «мистиков», а равно, и талмудистов. Эта же тенденция продолжала действовать и среди христиан, правда, на почве новой религиозной системы. А для того, чтобы предположить наличность влияния окружающей языческой среды на ранних христиан, вовсе не требуется преувеличивать их наивность и невежество. Две этих черты были достаточно сильны среди ранних христиан, чтобы первые гностические и христианские общины принимали за чистую монету многое из языческой идеологии.

Рис. 29. Бог Янус, открывающий вход новому году.

Никто не станет также оспаривать, что искусство ранних христиан было простым отражением языческого, что христианская культура была гораздо ниже языческой. «Лексические и орфографические ошибки встречаются в христианских надписях гораздо чаще, чем в языческих той же эпохи». Мы уже видели, как христиане присвоили своему богу-спасителю чудеса Диониса и Эскулапа, атрибуты Посейдона, так что отождествление главы двенадцати апостолов с римским Янусом могло быть лишь дальнейшим шагом в том же направлении. Как именно происходило перенесение атрибутов римского божества на иезуистского апостола, сейчас проследить трудно. Возможно, что первым