«Ты есть Иисус Христос, возлюбленный Сын Божий! Вторая мировая война есть твое Второе пришествие, как и было предсказано Писаниями и пророками. Но никто не узнает в величайшем из преступников величайшего из Сынов Человеческих. Ибо не такого ждут Христа, а Того, доброго и милосердного, пожертвовавшего Собою ради людей. Но Тот больше не придет, потому что достаточно. Он уже приходил добрым пастырем, а теперь пристало Ему явиться Страшным Судией. И каков же должен быть Страшный Судия по делам своим? Кроткому ли Агнцу пристало судить грешников? Нет, все осуществится по законам земной реальности. И не будет духовных мук и мытарств, а будет сожигание в печах из чугуна и бетона. И возжигать в них огни будут не черти с хвостами и вилами, а солдаты в мундирах, И в атаку будут ходить люди с автоматами и гранатами, а не дьяволы с серным огнем в руках. Не щади никого, ибо миссия твоя – отворять духовные очи страждущим и продвигать их по духовному пути. Пощадив здесь, ты погубишь их души там, и они вновь вынуждены будут пройти через муки земных воплощений. Итак, суди честно и беспощадно!»

Гитлер вскричал страдальчески, сжимая кулаки у горла.

– Штауфенберг! Я взял на себя грехи человечества и вверг себя в вечное проклятие. Я есмь Судия, Жертва и Палач! И потому Великий Искупитель! В этом высшая истина, недоступная филистерам, святошам и тупоголовым ученым мужам! – Преодолев момент слабости, Гитлер зашептал, глядя перед собой расширенным трансовым взглядом, будто воочию видел то, о чем говорил. – Миллионы людей принимают сейчас страдания. Никакой ад не сравнится с нынешним положением вещей в концентрационных лагерях и блокадных городах. Я знаю, выжившие и их потомки возложат вину на меня. Во всем виноват Адольф Гитлер, скажут они и успокоятся. Они будут принимать почести, как ветераны героического сопротивления, они будут гордиться своими подвигами. И никто, никто из них не допустит даже мысли, что они сами, своими умами создали пылающий ад мировой бойни. Народы Советского Союза мечтали о мировом господстве, о том, чтобы железной рукой привести человечество к счастью. Они получили войну, о которой мечтали. Я знаю истинную причину их жажды страданий. Они стремились очиститься от грехов Гражданской войны. Ведь эти русские совсем недавно убивали своих братьев и сестер, отцов и матерей! Очнувшись на небе от морока земной жизни, они ужаснулись и запросились назад, чтобы претерпеть те же муки, те же страдания, что причинили сами. В мире горнем души все ясно понимают и видят, но в плену плоти он теряют память и видение истинных причин происходящих с ними событий. Сколько еще мук предстоит перенести человечеству, прежде чем люди прозреют и увидят Истину! Мировая война прорвалась огромным гнойником, созревшим на теле человечества. Скальпелем истории в моих руках явилось Копье Судьбы. Я вскрыл и выпустил гной. Скоро Европа, и весь остальной мир очнутся от жара и бреда. Земля выздоровеет и расцвете. Жаль только, что слепые люди будут проклинать Хирурга, вылечившего их. Но такова наша судьба, друг мой, и мы, в своем вечном служении человечеству, не станем на это роптать.

Гипнотизирующая сила речи, магнетические глаза, весь потрясающе странный, некрасиво-прекрасный облик фюрера, придвинутый так близко, на расстояние вытянутой руки, – все это повергало графа в трепет. Он верил каждому услышанному слову, но не мог охватить их мыслью. Он просто понимал, что иначе быть не может, что дело обстоит именно так. Только ЭТОТ ЧЕЛОВЕК в мировой истории мог сказать подобные слова.

Гитлер устало опустился на стул рядом с кроватью. Резкий, гортанный, переходящий в пронзительный фальцет голос, бешеное вращение глаз, карикатурно театральные жесты, помпезные позы – все это осталось за дверьми палаты. Возле больничной кровати сидел раздавленный непосильной ношей человек.

«Есть ли у вас вопросы, друг мой? – тихо спросил фюрер».

«Я хочу знать, почему судьба так наказала меня, отняв глаз и руку».

– По той же причине, по которой Лонгин прозрел…

Граф был не в силах прослеживать логику Сверхчеловека.

– Помогите мне, мой фюрер… – прошептал он. – Я не способен сейчас делать умозаключения.

– Судьба отняла у вас глаз, показав, что вы видели мир однобоко. Вы видели вокруг себя врагов, вы приносили их в жертву по имя рейха, вы считали правым себя и арийскую расу, а остальных презирали как недочеловеков. Примерно так же мыслил и Лонгин. Долгие годы он страдал от катаракты на глазу. Катаракта возникла потому, что ум его был однобок. Но когда кровь Спасителя брызнула на катаракту, он обрел целостное видение, ибо через Копье в него вошла наивысшая из душ, когда-либо посещавших землю. Как только он прозрел духовно, тут же излечилась и его физическая болезнь, ибо физическая плоть есть огрубелый остов души. Как только духовная кровь поступает к изъязвленным членам, они начинают исцеляться.

– Но руку? Почему я должен был потерять руку?

Штауфенбергу показалось, что фюрер смутился.

– Друг мой, простите меня, это я подверг вас опасности. Копье слушается только своего Владыку, и наказывает самозванцев. Святотатственная рука, посмевшая потрясать Копьем, была отрублена. Выкалывание правого глаза и отсечение правой руки есть древнейший ритуал умерщвления правителей. Так был убит фараон Сети 1, ибо главным атрибутом власти царя всегда был скипетр, который вручался в момент передачи власти. У Христа тоже был выколот правый глаз и отрублена кисть правой руки, что ясно видно на Туринской Плащанице. Вы претерпели муки вместо меня.

Осторожно, как младенца, фюрер взял забинтованную руку копьеносца.

– Что вы сейчас видите? – спросил он.

– Повязку… – ответил граф.

– Кранце, свет!

В палату ступил адъютант, выключил свет и скрылся.

В полумраке палаты горным снегом забелели бинты.

Единственным своим глазом граф фон Штауфенберг разглядел голубоватое свечение вокруг своей обезглавленной руки и принял это сияние за преломление света в набежавшей слезе.

Гитлер привлек его внимание к лазоревому ореолу, и Штауфенберг… увидел! Над забинтованной культей сияло бледно-голубое пламя аристократической, с длинными музыкальными пальцами кисти, принадлежащей вечному, неуничтожимому телу графа Клауса Шенка Мария Филиппа фон Штауфенберга.

Мягко и невесомо тронули прозрачные пальцы живую, из плоти и крови, кисть фюрера. Две руки – призрачная и телесная – слились. Рука Гитлера пылала, словно облитая спиртом и подожженная.

Силы вливались в раненого с каждой секундой длящегося рукопожатия простого смертного и Демиурга Метаистории. Уцелевший глаз раненого залился слезами возвышенной скорби и всечеловеческого сострадания. Обретя ту же «медузную» консистенцию,