— Так, у нас не самые большие номера, но я думаю поместимся. Дешево, конечно, но сердито. Мне обещали, — он обратился к Наталье, — что к тебе в каюту больше никого не подселят, — совершенно серьезно говорил Герман, ведя обеих девушек на среднюю палубу, где у теплохода как раз размещались двухместные люксы. Это были самые дорогие каюты с двухспальными кроватями, кондиционерами, телевизорами с видеомагнитофонами. Ну и главное — это наличие душа и туалета прямо в каюте, а не где-нибудь в трюме на десять кабинок.

Когда они пришли, то каюту оказались друг на против друга. И девушки стали бегать по номерам и сравнивать их.

— Герман, ты обманщик! — возмущалась Настя, при этом лицо не выглядело особо расстроенным. — Это же самые дорогие каюты на корабле!

Наталья успела сбегать к схеме судна, которые были размещены на каждой палубе в нескольких местах, чтобы пассажиры не заблудились, и расспросить первого попавшегося матроса — сразу «сдавшего» Германа по поводу этих кают.

— Правда? Значит меня обманули, — с удивленным лицом сказал ей Герман. — Еще говорили, что самые дешевые. Никому в этой стране верить нельзя, да!..

Настя подозрительного уставилась на него, но долго не могла выдержать его дурашливости и бросилась обниматься, завалив его на кровать.

— Да… — вздохнул Герман, — мне будет грустно без тебе ночью.

— Эй! В смысле? — широко распахнула Настя глаза, никак не ожидав такой «подлости» от любимого.

— Ну твой папа сказал, что до свадьбы ни-ни! — сокрушался Герман, еле сдерживая себя от близости горячего тела Насти.

— Настька! Это просто круть! — в каюту, дверь которой не закрыла беспечная Настя, влетела Наталья. — Ой!

— Ничего, — рассмеялся Герман, поднимаясь с кровати и поднимая Настю. — Она просто проверяла кровать. Заботясь о том, как мне будет спаться на ней в одиночку.

Наталья изумленно расширила свои не самые плохие глазки. Она в какой-то степени выглядела в чём даже эффектней Насти: фигуристая и симпатичное личико. Но вот не лежала к подобному типажу у Германа душа, да и характер у неё был такой, что неизвестно кто кого первым убьет — она или он её. Так что чур его от таких девушек!

Наталья не могла поверить, что Герман отказывается жить с Настей в одной каюте. А ведь они уже тайно договорились с подругой, что жить во время круиза Настя будет с Германом, а не Натальей.

— Герман?!

— А чего сразу Герман? Вообще ничего не делал, только указания твоего папы исполняю, — дурачился Герман, смеясь про себя над выражением лиц девушек.

— Да ты смеешься над нами?! — наконец дошло до Насти, она бросилась лупить Германа.

Тот только смеялся и начал целовать её в щеки и губы, пощипывая за филейные части, от чего она только начинала подвизгивать и мстить ему — колотя кулачками по плечам и груди.

Наталья смотрела на это буйство молодости и жизнерадостности и тихо вздыхала от легкой зависти. Ей очень нравился Герман: взрослый для своего возраста, работает не абы где, имеет квартиру и машину. А тут еще этот круиз… Но пытаться отбить его у подруги? Да никогда!

— До обеда еще три часа, может проверим кровать на её упругость? — шепнул Герман в ухе девушке.

Та тут же вырвалась из его объятий и прихватив за руку опешившую Наталью, чуть не насильно отбуксировала её в другую каюту.

Герман услышал удаляющийся шепот: «Наташка, вали давай, у нас секс намечается», — а в ответ: «Блин, где бы мне мужика найти», — а ей: «Кто ищет, тот всегда найдет. Теплоход полон мужиков. Иди давай к себе, вещи разбирай, а мы в койку».

Настя вернулась спустя секунд тридцать:

— Значит говоришь без меня решил спать?! — глазки хищно сузились, в голосе было слышно отчетливое вибрирование…

И тут же бросилась на него, жадно целуя его, а он был категорически не против, так что на некоторое время они выпали из реальной жизни.

* * *

Утром теплоход был в Чайковском, где была первая остановка. Стоянка была не долгой, всего два часа, а потом отправились дальше по маршруту. Девчонки обегали весь пароход, а они и были девчонками — обоим было всего по двадцать лет. Осмотрели всё и вся. Докучали команде дурацкими вопросами: как быстро плывёт теплоход, как быстро может остановиться, если что; а не утонет ли? И всё в таком же духе.

Германа хватило на полчаса, а потом он плюнул и ушел на шлюпочную палубу, где ему, как пассажиру каюты-люкс, выдали удобное легкое кресло и поставили столик. И он с удовольствием смотрел на проплывающие мимо берега и водную гладь, попивая заказанный кофе.

Следующим утром они должны были быть в Казани…

17 августа 1998 года

— Герман, ты слышал? Нет, ты слышал? — ворвались в ресторан на шлюпочной палубе теплохода Настя и Наталья с вытаращенными и возбужденными глазами. — Ты слышал? Нет, ты слышал? — перебивали они друг друга.

На теплоходе было четыре палубы: нижняя, главная, средняя и шлюпочная — самая верхняя, там же самые дорогие каюты. На ней и главной палубе находились два салона питания или рестораны, как их называли сами пассажиры.

Верхний ресторан использовался пассажирами двух верхних палуб, где принимали еду проживающие в дорогих каютах, нижний, соответственно — пассажиры менее дорогих кают.

Герман ушел на завтрак, не дожидаясь девушек. Настя как вскочила и убежал к подруге, видимо делится ночными впечатлениями от секса на теплоходе, да так там и застряла. Поэтому Герман кое-что взял с собой на завтрак и спокойно ушел. Жрать хотелось неимоверно.

— Что за шум, а драки нет? — зевнул он. — Не надо так нервничать, вредно для аппетита.

Он знал — СМИ начали вовсю трубить о дефолте, сейчас на пароходе начнется легкая паника. В прошлый раз, несколько пассажиров сошло в Казани с теплохода и понеслись кто куда — спасать свои деньги.

И неудивительно, ведь с момента объявления дефолта доллар подскочил с 6 с половиной рублей до 12 к концу месяца, в сентябре уже был 15 рублей, а к концу декабря — 20 рублей.

— Дефолт! Дефолт в стране! — на повышенных тонах перебивали друг друга подруги.

— Ну дефолт и дефолт, вам-то чего? — он стал жадно поглощать только что приготовленную и принесённую ему официанткой яичницу.

— Да ты что! Как ты можешь так спокойно есть? — возмущались девушки. — Кстати, когда Казань?

— Через час будет ваша Казань, — пробурчал Герман. — А вам