Шрифт:
Закладка:
Пеллегрини прорабатывает улицу и слышит новые двусмысленности, новые слухи. О Рыбнике и девочках говорят много, но ничего из этого не назовешь железобетонным доказательством – и пока что Пеллегрини остается считать его лишь первым подозреваемым из множества.
После опроса на улицах он возвращается в офис проведать Эджертона, все еще распределяющего уголовное прошлое жильцов Ньюингтон по улицам и номерам квартала. Пеллегрини берет папку Кэллоу-авеню и пролистывает десяток компьютерных распечаток. Досье с арестами за половые преступления отмечены красным восковым карандашом.
– Что-то многовато извращенцев на один квартал, – устало говорит Пеллегрини.
– Ага, – соглашается Эджертон, – их, видимо, специально сюда расселили.
Самые маловероятные варианты выдаются приданным сотрудникам, пока детективы проверяют алиби перспективных подозреваемых. Эджертон берет себе молодого наркомана на Линдин, Пеллегрини знакомится с прошлым жителя Кэллоу-авеню. Это почти как пытаться добрать дырявый стрит в покере – вот только без места убийства отсеять подозреваемых невозможно.
Где же оно, черт его дери? Где эта мразь продержала девочку полтора дня так, что об этом никто не узнал? Ведь с каждым часом, говорит себе Пеллегрини, срок годности места убийства выходит. Он уверен, что это где-то в Резервуар-Хилле – в какой-нибудь спальне или подвале так и поджидает целый кладезь улик. Но где же они еще не смотрели?
К вечеру Джей Лэндсман, Эдди Браун и приданные сотрудники снова собираются в Резервуар-Хилле, проверяют заброшки и гаражи на Ньюингтон, Кэллоу и Парк. Предположительно, все пустые владения в округе уже вчера вечером прочесали спецподразделения, но Лэндсман хочет успокоить совесть. После очередного обыска все идут за газировкой в забегаловку с едой на вынос на Уайтлок-стрит, где завязывают беседу с хозяйкой – девушкой со светлым оттенком кожи, которая отмахивается от их оплаты.
– Как идут дела? – спрашивает Лэндсман.
Она улыбается, но молчит.
– Ничего не слышали?
– Вы здесь из-за девочки, да?
Лэндсман кивает. Кажется, ей хочется что-то сказать – она смотрит то на обоих детективов, то на улицу.
– Что такое?
– Ну… я тут слышала…
– Секундочку.
Лэндсман прикрывает дверь забегаловки, затем облокачивается на стойку. У девушки перехватывает дыхание.
– Может, это ерунда…
– Да все нормально.
– На Ньюингтон живет мужчина, напротив места, где все случилось. Он, типа, выпивает, и в то самое утро пришел сюда и сказал, типа, что девочку изнасиловали и убили.
– Это во сколько?
– Где-то в девять.
– В девять утра? Точно?
Она кивает.
– И что конкретно он сказал? Сказал, как убили девочку?
Она качает головой.
– Просто сказал, что убили. Я удивилась, потому что у нас об этом еще не слышали, и вел он себя, типа, странно…
– Странно – то есть нервничал?
– Нервничал, вот да.
– И он выпивает?
– Пьет без продыху. Он уже старый. И знаете, он всегда немного, типа, странно себя вел.
– Как зовут?
Она закусывает нижнюю губу.
– Эй, никто не узнает, что это ты нам сказала.
Она шепчет имя.
– Спасибо. Мы нигде тебя не укажем.
Продавщица улыбается.
– Пожалуйста… Не хочу настраивать тут против себя народ.
Лэндсман садится обратно на пассажирское «кавалера» и только тогда записывает в блокнот имя – новое имя. А когда в тот же день имя пробивает Эджертон, он действительно находит человека с адресом на Ньюингтон-авеню. И подумать только – в его досье есть пара давних приводов за изнасилования.
Еще один коридор.
Понедельник, 8 февраля
Они приезжают на двух машинах – Эджертон, Пеллегрини, Эдди Браун, Черути, Бертина Сильвер из смены Стэнтона и еще двое приписанных сотрудников; целый парад для одного старого пьянчуги, но в самый раз для осмотра квартиры без разрешения.
Для разрешения у них еще нет полномочий: причины для подозрения старика не дотягивают до достаточного основания, а без ордера за подписью судьи детективы не могут изымать вещи или проводить тщательный обыск – переворачивать матрасы и вытряхивать ящики столов. Но если старик впустит их сам, они могут осмотреться и без разрешения. И для этого чем больше глаз, тем лучше.
Берт Сильвер берет подозреваемого в оборот, как только он им открывает: обращается к нему по имени и одним ясным предложением дает понять, что о его присутствии в штабе приехало вежливо попросить полдепартамента. Другие детективы проскальзывают мимо них и медленно обходят зловонную трехкомнатную квартиру.
Старик ноет и мотает головой, потом пытается собрать возражение из бессвязных слогов. Берт Сильвер расшифровывает это только через пару минут.
– Нмоху сеня.
– Можете-можете. Нам надо с вами поговорить. Где ваши штаны? Это ваши штаны?
– Не хочу.
– Ну, а нам надо поговорить.
– Не-е… не хочу.
– Ну, хотите не хотите, а надо. Вы же не хотите, чтобы вас арестовали? Это ваши штаны?
– Щерны.
– Хотите черные?
Пока Бертина Сильвер готовит подозреваемого, остальные детективы внимательно оглядывают комнаты – ищут капли крови, ножи с серрейтором, маленькую золотую сережку в форме звездочки. Гарри Эджертон проверяет кухню на хот-доги или квашеную капусту, потом возвращается в спальню, где находит на кровати старика темно-красное пятно.
– Ого. А это что за нахрен?
Эджертон и Эдди Браун наклоняются. Цвет – лилово-красный, но с отливом. Эджертон касается края пальцем.
– Липкое, – говорит он.
– Да вино, поди, – говорит Браун и оборачивается к старику. – Слышь, ты тут бутылку разлил?
Старик бурчит и кивает.
– Это не кровь, – посмеивается Браун. – Это «Тандерберд»[21].
Эджертон соглашается, но все равно достает карманный ножик и соскребывает крошку, чтобы опустить в целлофановый пакетик. В прихожей он точно так же поступает с красно-бурым пятном, тянущимся на метр по штукатурке. Если в том или ином образце найдут кровь, они вернутся с ордером и возьмут на анализ свежие образцы, но Эджертон сомневается, что до этого дойдет. Лучше передать образцы в лабораторию и поставить на этом точку.
Старик озирается, вдруг осознав, кто его окружает.
– Че они делают?
– Вас ждут. Куртка нужна? Где ваша куртка?
Он указывает на черную лыжную куртку в углу чулана. Сильвер ее достает, поднимает перед стариком, который с трудом попадает руками в рукава.
Браун качает головой.
– Это не он, – тихо говорит детектив. – Мимо.
Через пятнадцать минут, стоя перед допросной на шестом этаже, к тому же выводу приходит