Вынет шашку —

Враги разбегаются в страхе,

Им казалось, что острый, как лезвие, взор

И блестит и горит из-под чёрной папахи.

И когда собрались в путь-дорогу к нему,

Снарядились в столицу послы Дагестана,

Насекли кубачинцы

Огромную шашку ему

И в Анди приготовили

Бурку на великана...[41]

Одним из первых отозвался на книгу Ярослав Смеляков:

«Безусловно, Расул Гамзатов очень талантливый поэт. Я эти два слова “талантливый” и “очень” не часто употребляю. Мне трудно определить всю самобытность, так как я ни малейшего представления не имею о языке, на котором пишет Расул Гамзатов, но, несмотря на это, то, что я читал, и то, что мы сегодня слышим, и, несмотря на то, что переводы делали очень разные по возрасту и квалификации переводчики, сквозь всё пробивается индивидуальность автора. В последнее время мне пришлось иметь дело с 20—30-ю книгами поэтов родственных дружеских республик. Одна

из самых лучших книг, произведшая очень большое впечатление, это книга Расула Гамзатова».

Расул Гамзатов обретал популярность. У него завелись деньги от гонораров, он приоделся, посылал подарки родителям и мог не беспокоиться, что не сможет расплатиться в писательском ресторане.

Художник Иосиф Игин вспоминал, как познакомился в ЦДЛ с Расулом Гамзатовым:

«Я сидел в гостиной Центрального дома литераторов, в обществе молодых поэтов, ещё студентов Литинститута. Они говорили о трудностях и радостях работы над переводами стихов с языков братских литератур на русский. Произносились имена прославленных писателей многих наших республик. Имена, ставшие знакомыми и близкими всем народам нашей страны благодаря усилиям переводчиков. Тогда я услышал впервые новое, до того незнакомое мне имя Расул. Оно было произнесено без фамилии, потому что, как выяснилось, поэты говорили о своём однокурснике по Литинституту.

В это время к столику подошёл улыбающийся молодой человек, небольшого роста, с коричневыми, падающими на лоб волосами. Его радостно встретили и познакомили со мной.

— Дыкий горэц, Расул Гамзатов, — весело представился он».

Гамзатов входил в советскую литературу, не утратив аварского акцента.

ОКОНЧАНИЕ ИНСТИТУТА

Приближался 1950 год, время окончания института, время осмысления пройденного и размышлений о будущем. Многое изменилось с тех пор, как молодой аварский поэт переступил порог Храма литературы. Он и сам стал другим, познав сладость первого успеха, первой, пусть ещё небольшой, славы. Гамзатов вспоминал о той поре:

«Когда в Литинститут поступил, думал, что тут вот и началась моя творческая деятельность. Оказывается, это тоже не начало. Я находился под сильным влиянием хороших и разных русских поэтов, и это была утрата дагестанской почвы. Я из аула уехал, а до города не доехал: так, что-то среднее. Меня упрекали, и справедливо, мне говорили: надо стать известным у себя в ауле, а потом в Москве. Поэтом, считаю, стал тогда, когда появились стихи, которые я мог и в ауле читать, и в Москве. Всегда на первом курсе мы думаем, что мы — прекрасные поэты, только на пятом начинаем сомневаться. Я лично сомнение предпочитаю самомнению».

До получения диплома было ещё далеко, а тем временем страна славила Иосифа Сталина, которому исполнилось 70 лет. И писатели в этом всенародном ликовании были в первых рядах. Кто вынужденно, а кто и искренне, поэты писали стихи, оды, поэмы в честь вождя всех народов.

Написал и Расул Гамзатов:

...Но, проходя дорогами земными,

Услышишь ты повсюду от людей,

Что существует на планете имя,

Которое не знает рубежей...

В стихотворении «Имя вождя» Гамзатов душой не кривил. Он верил в то, о чём писал. Мало того, автор искал оригинальные, яркие сравнения, метафоры, образы, стараясь придать образу Сталина вселенский масштаб:

Оно земные сокращает дали,

Ведёт людей в грядущие века.

Когда б на звёздах люди обитали,

Оно б дошло и к ним наверняка[42].

«Послевоенные годы — годы расцвета культа личности — были временем начала творчества Расула Гамзатова, — писал Владимир Огнёв. — И надо сказать, его яркое, самобытное дарование оказалось гораздо более стойким к ложным тенденциям лакировки, одописания, чем многие иные дарования. Правда, и в произведениях Расула Гамзатова получило отклик общее для тех лет преувеличение роли И. В. Сталина в истории... Но ведь пагубность культа личности меньше всего сказалась в том, что поэты славили Сталина. Серьёзнее было иное: искажение правды жизни, поверхностное, догматическое представление о действительности, подмена героического начала риторическим. А в этом меньше всего можно упрекнуть Расула Гамзатова».

К поэтическому уровню стихотворения, к его панегирическому настрою можно относиться по-разному. Но в этом Расулу Гамзатову было далеко до живых классиков, произведения которых заполонили газеты, звучали с трибун и из радиоприёмников.

Михаил Исаковский:

О самом родном и любимом, —

О Сталине песню споем!

Самуил Маршак:

Тот, на кого во всех краях планеты

С надеждою глаза обращены.

Сергей Михалков:

Он знал, что Сталин — это есть Победа

На всех фронтах: труда, борьбы, войны.

Лев Ошанин:

Спасибо, великий садовник,

За счастье родимой земли!

Яков Смеляков:

Вела нас в бой с трибуны мавзолея

Рука Победы — Сталина рука.

Алексей Сурков:

Сталин — наша слава боевая,

Сталин — нашей юности полёт...

Арсений Тарковский:

Тост наш за Сталина!

Тост наш за партию!

Тост наш за знамя побед!

Венчало восхваления «Слово советских писателей товарищу Сталину», зачитанное Александром Твардовским на юбилейном торжестве в Большом театре:

Спасибо Вам, что Вы нас привели

Из тьмы глухой туда, где свет и счастье,

Что в трудный час родной земли

Спасли её от гибельной напасти.

Что и теперь, когда опять война

Готовится во вражьем злобном стане,

На мир надежда в мире есть одна:

Ей имя — Сталин, — Вы, товарищ Сталин.

И мы пришли, чтоб Вам сказать о том,