Шрифт:
Закладка:
Должники получили короткую передышку; но, едва государство почувствовало себя в безопасности от врагов, возобновились многочисленные судебные разбирательства; не только не стало надежды облегчить старую задолженность, но уже появилась и новая из-за налога, учрежденного ради строительства стен из тесаного камня по цензорскому подряду. Простой народ вынужден был склониться под это бремя, ибо не было набора, которому могли бы препятствовать народные трибуны. Сама принудительность платежей мешала должникам расплатиться. Когда уже нечего было отдавать из имущества, должники, присужденные заимодавцам, расплачивались с ними потерей доброго имени и телесными муками: платеж замещался карой. И от этого плебеи – не одна мелкота, но и виднейшие из них – настолько пали духом, что перестали добиваться наравне с патрициями военного трибуната (а сколько сил положили, чтобы такое было разрешено!).
2) Начало борьбы плебеев за консульство
У Марка Фабия Амбуста, мужа влиятельного как в своем кругу, так и в простом народе, ценившем его за то, что он не презирал плебеев, были две дочери, старшая замужем за Сервием Сульпицием, младшая – за Гаем Лицинием Столоном, человеком хотя и знаменитым, но из плебеев; уже то, что Фабий не гнушался такого родства, снискало ему расположение простого народа. Случилось как-то, что сестры Фабии сидели в доме Сервия Сульпиция, в то время военного трибуна, и, как обычно, проводили время в разговорах, когда Сульпиций возвратился с форума домой и его ликтор, согласно обычаю, постучал фасками в дверь. Непривычная к этому, младшая Фабия испугалась, насмешив старшую, которая удивилась, что сестра не знает такого обычая. Этот-то смех и уколол женскую душу, податливую для мелочей. Толпа поспешающих следом и спрашивающих, «не угодно ли», показала ей счастье сестрина брака и заставила стыдиться собственной доли. Когда она, только что уязвленная в самое сердце, расстроенная, попалась на глаза отцу и тот стал расспрашивать: «Здорова ли?» – она хотела скрыть причину печали, не слишком согласную с сестринским долгом и почтением к мужу. Но отец ласковыми расспросами добился, чтобы она призналась: причина ее печали в том, что соединена она с неровней и отдана замуж в дом, куда не войдут ни почет, ни угождение. Утешая дочь, Амбуст приказал ей быть веселее: скоро и она в своем доме увидит такие же почести, какие видит у сестры. Тут он начал совещаться с зятем при участии Луция Секстия, юноши решительного, которому для исполнения надежд недоставало одного – быть патрицианского рода.
Повод для задуманных новшеств был очевиден – огромное бремя долгов: только поставив своих людей у кормила власти, плебеи могли бы надеяться облегчить это зло. К осуществлению этой мысли и надо готовиться; ведь плебеи, дерзая и действуя, уже стали на ту ступень, откуда – стоит только приналечь – они могут достичь самых вершин и сравняться с патрициями как в почестях, так и в доблестях. В настоящее время решили они стать народными трибунами, а с этой должности они сами откроют себе путь ко всем другим. И вот, избранные трибунами, Гай Лициний и Луций Секстий [375 г. до Р.Х.] предложили законы – все против могущества патрициев и на благо плебеям. Первый закон – о долгах: чтобы, вычтя из суммы долга то, что начислялось как проценты, остаток погашать равными долями три года. Второй – о земельном ограничении: чтобы никто не имел во владении сверх пятисот югеров поля; третий – чтобы не быть выборам военных трибунов и чтобы по крайней мере второй консул избирался из плебеев. Все вместе было огромно, и без ожесточеннейшей борьбы добиться этого было немыслимо.
Патриции в страхе суетились на общественных и частных собраниях. Не умея найти иного средства, кроме права запрета, уже испытанного во многих столкновениях, они против домогательств народных трибунов восстановили их же товарищей. Когда те увидели, что Лициний и Секстий побуждают трибы к голосованию, то, явившись в сопровождении отряда патрициев, не допустили ни чтения предложений, ни всего остального, что предшествует народному голосованию. Такие тщетные собрания созывались не раз, и предложения уже считались отвергнутыми, но Секстий сказал: «Это ничего; коль скоро кому-то нравится, что запрещение имеет такую силу, то этим самым оружием мы и защитим плебеев. Действуйте, отцы-сенаторы, назначайте выборы военных трибунов; уж я сделаю так, что не обрадует вас этот возглас “запрещаю!”, который вы ныне, спевшись с нашими товарищами, слушаете с такой радостью». Не напрасно была брошена такая угроза. Состоялись лишь выборы эдилов и народных трибунов – и никакие другие; Лициний и Секстий, став снова народными трибунами, не допустили, чтобы кто-нибудь избран был на курульные должности. Отсутствие должностных лиц длилось целое пятилетие. Плебеи, которых Лициний и Секстий убедили, что нет другого способа ограничить отцов в захвате земель и в разорении простого народа ростовщичеством, кроме как поставить у власти второго консула из плебеев, неизменно избирали их народными трибунами, а Лициний и Секстий запрещали выборы военных трибунов.
3) Четвертая диктатура Камилла
В начале 368 г. до Р.Х. борьба вокруг законов обострилась до крайности; и, когда народные трибуны созвали трибы, а сотоварищи внесших законы не смогли помешать им запретом, встревоженные патриции прибегли к двум последним средствам – к величайшей власти и величайшему мужу.
Решили назначить диктатора и назначили Марка Фурия Камилла, а он пригласил Луция Эмилия начальником конницы. Перед лицом этих грозных приготовлений своих противников защитники дела плебеев и сами вооружились великим мужеством и, назначив народное собрание, созвали трибы к голосованию. Когда диктатор, окруженный толпой патрициев, исполненный гнева и угроз, воссел на форуме, дело пошло обычным порядком – началась борьба среди народных трибунов: между теми, кто предлагал законы, и теми, кто налагал запрещение. Хотя по закону сильней был запрет, но его перекрывало сочувствие народа к самим законам и тем, кто их предлагал. И вот, когда
