– Так вот с кем ты сейчас говоришь!..

Действительно. Я оговорился. Я ни на секунду не забывал, с кем говорю, – с Мариной, психологом, – но на мгновение, видимо, из подсознания прорвалось… Прорвалась недосказанность. Я и вправду после нелепой смерти Инны потом много говорил с ней – и мысленно, и во снах. Что-то пытался объяснить. Что-то такое, что сейчас вот пытаюсь опять рассказать Инне-Марине. Оправдаться, что ли?..

– Вот жена твоя, наверное, обрадовалась, что соперница умерла, – задумчиво сказала Инна. И это снова не было речью психолога, но речью женщины.

– Нет. Не обрадовалась. Я ей не сказал. Ни про аборт, ни про смерть. Сказал просто, что мы расстались.

– Забыла спросить, это важно, – Марина поджала губы. – Ты из-за детей с ней не развелся? С женой своей? У вас дети есть?

Я вздохнул. Еще один вопрос на засыпку…

– А что – малые дети в твоих глазах – оправдание для предательства любви?

– Нет… Да! В какой-то степени. Это по крайней мере можно понять. Дети страдать не должны.

– У твоего хахаля были дети?

Слово «хахаль» ей очевидным образом не понравилось. Но она ответила:

– Нет. У него не было.

Я наконец в первый раз отхлебнул из своей остывающей кружки:

– Поэтому ты его и не понимаешь. Действительно, как же можно не оставить какую-то там нелюбимую бабу, ради вот любимой?.. А если он через пяток лет и тебя разлюбит? И также бросит? Как можно, строя семью, на это полагаться, на эмоции, чувства?

– А на что тогда полагаться? Был бы человек хороший?

– Да, представь себе! Человек, с которым ты понимаешь, что проживешь всю жизнь, – надежный, преданный…

– Запомни, – веско сказала Марина, – баба преданная только такая, которая любит.

– Да. Верно. Я потому и говорил, что женщина должна быть любящая. Чтобы женщина любила – это важно. А для мужика главное – слово. Иначе это кобель, который сегодня с одной, а завтра с другой…

– То есть ты хочешь сказать, что мне с ним даже повезло – хороший человек и мужик попался, не бросил, не предал эту свою?.. Да?

– Да, – просто ответил я.

И она вдруг тоже сбросила накал эмоции, словно махнула рукой на весь мир:

– Слабое утешение, Саша… Ты, кстати, не ответил. У вас дети есть?

– Нет. Была дочь. Она умерла от рака. Лейкемия. 5 лет ей было.

– Прости…

После этого «прости» я должен был остановиться. Но я уже не мог:

– Она очень тяжело умирала. Ей было очень больно. Очень. Она даже просила: «Мама, помоги мне умереть». От боли. Ленка рассказывала… Я не слышал этого, слава богу. Все почти время на работе проводил. Было тяжелое время. Надо было на лечение… Хотя сейчас я понимаю, что это самооправдание – деньги. Мне просто не хотелось возвращаться домой.

– Прости…

– С тех пор Ленка здорово поседела. Она просто красится, – объяснил я, на секунду забыв, что Марина, в отличие от Инны, мою жену никогда не видела. – Я потом столько раз во сне ее встречал – дочь свою, говорил с ней… Ее Светой звали. Это мое любимое имя женское. Я всегда хотел дочь, мы много спорили с женой, как назвать ребенка. Ей имя Света очень не нравилось. Говорила: «Это последнее, на что я соглашусь!.». Какая-то у нее одноклассница была Света, с которой у Лены не сложилось, она рассказывала… Но я настоял. Сам игрушки дочери покупал. И Ленка видела, что для меня значит дочь и… Мне казалось: вот она скоро пойдет в школу. Я с ней буду задачи решать, мне хотелось… Потом замуж выдам… Думал, как встречу ее жениха – человека, который у меня дочь захочет отнять. И это ей еще пяти не было! А потом вот это – врачи, больницы… Похороны. Я даже хотел на них не ходить, представляешь? Так не хотел видеть ее мертвой!

Марина слегка сдвинула брови:

– А второй ребенок? Почему второго не родили потом?

Я снова вздохнул и сделал несколько крупных глотков уже остывшего чая:

– Потому что, когда Свете был год, Лена залетела. Даже странно, что залетела, не должна была вроде… Короче, мы решили, что сейчас рано второго заводить. Она сделала аборт, но неудачно. И после аборта она уже забеременеть не могла. Хотя врачи все говорили: у вас там все в порядке. Но понятно было, что уже не в порядке. И уже не будет в порядке. Никогда…

– Возможно, психосоматика, – предположила Марина. – Может, она решила, что у нее все дети будут такие получаться, склонные к лейкемии и таким вот страданиям… И организм отказался беременеть. Такое часто бывает. Даже в моей практике было. Аборт скорее всего ни при чем.

Я пожал плечами. Мысль о психосоматике мне не понравилась. Марина тем временем слегка потерла виски:

– Я поняла. Инна появилась потом, после всей этой истории. И ты не мог бросить Лену. И даже меня, похожую на твою Инну как две капли воды, но при этом живую, которую ты просто на щелчок можешь полюбить по старой памяти, любовь сама включится… ты все равно отвергнешь? Во второй раз, да? Потому что ты – хороший человек?

Вместо ответа я еще раз отхлебнул из кружки.

– Слушай, у меня чай остыл. Я пойду новый сделаю.

– Я поняла…

И пока, отвернувшись, я возился с чаем, она отключилась. Я стоял с кружкой дымящегося чая, смотрел на зеленый экран и понимал, что просить шлюз вызвать абонента на сеанс бесполезно.

Опустил глаза на белый листок и лежащую на нем дешевую шариковую ручку. Думать тут было нечего: любящая баба – это эгоистичная самка. То есть «человек».

Глава 1001

Я шел по коридору. Ехал в лифте наверх. Снова шел по коридору пятого этажа к кабинету Андрея. И все время думал – мне взять у него только адрес пацана или попросить еще адрес Марины?

Не жирно ли будет? А главное, нужен ли мне ее адрес? Стоит ли повторять старые ошибки, наступать на прежние грабли? Ведь все уже давно успокоилось. Зачем мне сейчас ковырять старые раны? Да даже не раны, а просто рядом со старым шрамом прочертить новый. И не только себе. Но и Лене. И Марине – для нее ведь это тоже старые грабли. Конечно, она не захочет на них наступать. Но…

Но ее лицо стояло перед моими глазами словно пятнадцать лет назад. Живое. А не то, которое мне потом часто приходило в воспоминаниях