принес им вреда, нам пользы больше самого активного вредителя». Иногда он молится – это его право и профессия, – собрав вокруг себя всех верующих, то есть всех кулаков, всех старух, несколько середняков, двух-трех бедняков, много женщин и никого из молодежи, за исключением дочерей и сыновей кулаков. Но они растворяются среди старух и сами принимают себя за старух. Они слышат, как изменяется их облик. Вот их самодовольные языки болтают и сплетничают во рту, лишенном зубов. Они слышат, как на их лицах появляются их морщины, они видят, как загибаются их спины, вырастают подбородки. И вот они молятся, похожие на молитву, и сплетничают, похожие на сплетню.

– Чем молитва отличается от слуха? Молитва угодна богу. Но слух про врагов бога разве не угоден богу? И слух и молитва – это одно и то же, так давайте распускать слухи про колхоз, – говорит поп. – В настоящий момент это угоднее богу, чем ваши молитвы.

Но что это с попом? Он машет рукавом, и его лицо радуется всем лицом, глаза радуются, рот радуется, лоб радуется, даже борода и нос и те радуются.

Поп прекращает молитву и достает новый слух.

– Конспиративный колхоз, – шепчет он. – Кто же мог так хорошо выдумать? Неужели не он?

И он узнает свой слух, видоизмененный чужими языками. Его слух! Его собственный, неотделимый и неделимый. Но оказывается, что некоторые кулаки и все старухи не понимают слово «конспиративный» или не могут его произнести. И передают:

– Кооперативный!

«Так слух может сослужить вредную службу», – размышляет поп. И заменяет слово «конспиративный» словом «тайный».

Теперь все понимают, все передают, все торжествуют, точно уже одержали победу и этот тайный «колхоз» верующих уже существует.

– Он уже существует, – говорит поп, – раз существует название, значит, существует и предмет. Это неверующие и коммунисты отделяют предмет от названия. Уничтожают одно и оставляют другое. Скажем, слово «бог», да простит мне господь, коммунисты не отрицают это слово, часто употребляют его в своих книгах, докладах, но отрицают его сущность, то, что бог существует. Мы же не коммунисты, мы верующие. Для нас нет слова, нет понятия, существующего отдельно от предмета. Раз существует слово, значит, существует и предмет. Раз существует предмет, значит, существуют и понятие и слово, отражающие его. Только мы, верующие, в состоянии подойти научно, мы доказываем, потому что мы верим. А вера уже есть доказательство. Мы говорим: разве существует тень человека, если нет самого человека? Тень не существует.

– Нет, существует, – обрывает попа кто-то.

– Кто? Кто? – шепчет толпа, каждый оглядывается на соседа.

– Кто сказал, что существует? – спрашивает поп.

– Я, – говорит кто-то.

И все увидели, что это сказала тень. Человека не было, была одна тень.

– Теперь все убедились, – насмешливо сказала тень, – что может существовать тень и не существовать человека. Я тень без человека.

– Да, да, – сказал поп, – но вам, наверное, кажется, что вы тень. Возможно, что вы не тень.

– А кто же? – сказала тень. – Я тень. Подойдите ближе и посмотрите.

Поп подошел ближе и сказал:

– Да, тень, – сказал поп, – но чем вы мне докажете, что вы тень без человека? Я вижу тень, но не вижу человека. Это не значит, что его нет. Мы с вами ни разу не видели бога, однако мы знаем, что он есть.

– Это правда, – сказала тень, – однако я тень без человека. Одна тень.

– Не морочьте мне голову, – сказал поп, – я занят.

Тень ушла. А поп спросил:

– Что это за тень? Чья это тень?

– Мы не знаем, – сказали верующие.

Но тут вышел один старик и сказал:

– А я знаю, – сказал один старик. – Это не тень, а наш бывший барин.

– Бывший барин, – удивленно сказал поп, и сказала толпа верующих:

– Как же мы могли принять его за тень? Значит, мы ошиблись.

Значит, они ошиблись.

– Заподозрив нас в том, – продолжал поп, – что мы организовали тайный колхоз верующих, они тем самым дают нам в руки оружие. Они только предполагают, что мы его организовали. А наша задача, – тут поп принял вид городского докладчика, – наша неотложная задача заключается в том, чтобы уверить их, что мы организовали этот самый колхоз. Чтобы они были убеждены. И что же! Сначала один за другим, потом десятки и сотни, сначала бабы, старухи, старики, потом мужики и молодежь, все выйдут из колхоза, чтобы вступить к нам. Еще несколько дней и еще несколько усилий, ваших усилий, и дни будут вашими, победа вашей. Победит бог, значит, победите вы…

– Нужно принять срочные меры, – сказал один кулак. – Прежде всего, не забыли ли мы чего?

– Мы забыли, – сказал другой кулак.

– Что мы забыли? – спросили верующие.

– Мы забыли, – сказал кулак, – про заявления. Из колхоза будут выходить десятки и сотни не умеющих писать. Нам нужно приготовить заранее сотни заявлений о выходе. Это не фунт изюма.

– Не фунт, – подтвердил поп, – совершенно верно. Надо будет написать. Только где взять столько чернил, столько бумаги, столько перьев?

– Где взять? – подтвердили верующие. – Негде взять.

– Разве слить чернила всех в одну бутылку, собрать бумагу всех, перья всех и все грамотные руки, – сказал поп.

– Но это тоже будет своего рода колхоз, – шутили верующие.

– Правильно, – подтвердил поп. – Мы соединим свою бумагу, свои чернила и перья, как они плуги и лошадей, мы соединим свои руки и свои усилия, как они соединяли свои, и мы победим. Для того чтобы победить врага, его нужно знать. Но чтобы победить наверняка, нужно бороться с ним его же методом. – Тут поп вдруг замолчал и принял фигуру вождя.

«Я вождь», – подумал он.

«Да, он вождь», – подумали верующие.

– А раз я вождь, – сказал поп, – я должен вами руководить, а вы мне подчиняться. Разумеется, именем господа нашего Иисуса Христа. В противном случае руководство было бы не руководство и подчинение было бы не подчинение. Но довольно слов. Дорога делу. Несите все чернила, все, какие у вас есть, всю бумагу и все перья. И конечно, все грамотные руки.

– Вот грамотные руки, – сказали все грамотные люди и протянули к попу грамотные руки, каждый грамотный человек протянул по грамотной руке.

– Одних рук мало, – сказал поп, – нужны чернила, перья, нужна бумага.

– Но чернила наши высохли, – сказали верующие.

– А перья? – спросил поп.

– А перья заржавели, – сказали верующие.

– А бумага? – спросил поп.

– А бумага иссякла, – сказали верующие.

– В таком случае, – сказал поп и рассердился, – я напишу своим карандашом и на своей бумаге! Прочь ваши скупые руки. Я напишу своей грамотной рукой.

Верующие стояли и смотрели. А поп писал. Вот он написал и прочел: