А может, в пузе у совы – тайник с долларами?

Ага, конечно, с золотыми слитками!

Вовка перевела взгляд на фотоаппарат и задумалась. Стоил он немало, но, если выставить его по дешевке, улетит запросто. Как-то стыдно было думать о продаже подарка, но он уже давно лежал без дела, а других ценных вещей у Вовки не водилось. Ни сову, ни хрусталь, ни собрания сочинений у нее до завтра не купят.

До завтра… Вовка только теперь поняла, что выбирала только, ехать или нет. А то, что если ехать, то завтра – это было дело решенным. Да когда же все это успеть-то!

Вздохнув, Вовка открыла дверцу, вытащила фотоаппарат и покрутила его в руках. Тяжелый, гладенький, нетронутый. Она так его хотела, а родители так на него потратились! А потом – как отрезало. Не пошло.

Да какая разница, пошло или нет? Вовка встряхнула головой и заправила волосы за уши. Села к ноутбуку и принялась сочинять объявление.

Вариантов получше у нее все равно не найдется.

К вечеру, когда жара спала, а красные солнечные лучи, по обыкновению, протянулись из родительской спальни в коридор, Вовка поняла, что ничего с ее объявлением не выйдет. Прошло уже несколько часов, а просмотров не прибавилось, и это не говоря уже о звонках. Сначала Вовка думала, что ее объявление просто не опубликовалось, но проверила из другого браузера и фотоаппарат нашла. Только вот кроме ее собственного просмотра других не появилось.

Опять ей мешает Джинн?

В тысячный раз обновив страницу, Вовка поняла, что времени у нее больше нет – нужно идти к Марьяне Леопольдовне.

Открыла снова теть Галя, и Вовка даже заволновалась: неужели она опять отменила урок, сама об этом не зная? Интересно, это Джинн ей в прошлый раз так удружил или это случайность? Да уж какое там! Конечно, Джинн…

Из коридора выглянула Марьяна Леопольдовна, окинула быстрым, суровым взглядом Вовку и исчезла за своей дверью. Истрепанной тете Гале улыбка не шла, но она все равно хихикнула:

– Ея величество изволят быть не в духе.

Вовка вжала голову в плечи. А когда это Марьяна Леопольдовна бывала в духе?

Стоило Вовке встать на привычное место в центре ковра, как из головы улетучились все слова. А она-то всю дорогу старательно сочиняла: «Вы уж извините, Марьяна Леопольдовна, тут такое дело, ситуация очень странная сложилась, у меня, видите ли, пропали родители, и мне кажется, что за всем этим стоит маньяк, который требует, чтобы я съездила в Краснокумск, да, это такой маленький город, в нем жила моя бабушка, нет, я ее почти не знала, но вот маньяк, а я его называю Неизвестным, то есть теперь уже Джинном, потому что дело в приложении, которое я установила в пятницу…»

Да что уж там, у нее и в голове вся эта «ситуация» выглядела полнейшим бредом. А как объяснять это суровой преподавательнице академического вокала, которая завтра будет сидеть в комиссии и слушать ее на вступительном экзамене?..

Вовка смотрела, как длинная, будто щипцами вытянутая Марьяна Леопольдовна усаживается поудобнее на скрипучей табуретной сидушке и заносит пальцы над клавиатурой.

– Дома занималась?

Вовка открыла рот, чтобы сказать хоть что-то – ей угрожает Неизвестный, у него, возможно, ее родители, он посылает ей фотографии маминой цепочки, а это точно мамина, ну точно! – но не выдавила ни звука.

– Ясно, – подытожила Марьяна Леопольдовна и разочарованно отвернулась. – Завтра тебе никто такие вопросы задавать не будет. И если – если! – поступишь, тоже. Тебе, Владислава, нужно учиться ответственности. Университет – это тебе не колледж, не училище, не школа. Это самостоятельная, взрослая жизнь. Ты должна понимать, что есть поступки, а есть их последствия. Талант – это прекрасно, но без труда твой талант ничто. Жизни бездействием не спасают.

Снова в висках затрепетала, запульсировала боль.

Поджарая овчарка улыбалась с выцветшей фотографии над пианино, свесила длиннющий язык в сторону и глазела на Вовку, словно насмехалась. На этой же салфеточке, окружив рамку тесными объятиями, толпились керамические статуэтки собак. Все та же порода, как на подбор. Наверное, этот пес с фотографии когда-то жил в этой самой комнате. А суровой, сдержанной Марьяне Леопольдовне такая овчарка подходила как нельзя кстати. Они, наверное, так величественно смотрелись вместе на прогулке!

Вовка мотнула головой.

– А? – глупо переспросила она.

Какие еще такие жизни? И опять про эту самостоятельность, как будто и Марьяна Леопольдовна начиталась ее дневника!

– Не акай, не на базаре, – отрезала та. – Все, закончили разговоры.

Прозвучал первый аккорд.

– Плечи расправила, опору нащупала, подбородок подняла. Ковер потом рассматривать будешь.

Вообще-то Вовка и без того себя храброй не считала. С плохо знакомыми, старшими, преподавателями мялась и предпочитала, если возможно, все общение передавать Лёле. Они проводили друг с другом столько времени, что Вовка привыкла считать подругу продолжением себя. Но у Марьяны Леопольдовны Лёли не было и быть не могло, а Вовка и в привычных условиях робела перед преподавательницей, как первоклашка. А тут еще эта ее «ситуация»… Язык словно отрезало. Все мысли – толковые и не очень – рассеялись. Повинуясь безупречно настроенной «Тверце», она принялась распеваться.

Завтра же все-таки вступительный…

К концу часа ее только что не мутило. Марьяна Леопольдовна загоняла ее не на шутку, да еще и упражнений Вовка никаких за эти дни не делала. Овчарка следила за ней с выцветшей фотографии и дразнилась.

– Так, ладно.

Марьяна Леопольдовна неторопливо, почти царственно, приподнялась из-за пианино.

– Чтобы завтра пела не хуже. Потому что хуже уже некуда. Поняла?

Вовка прекрасно все понимала. От мысли о вступительном все у нее внутри замирало.

Сейчас она вдруг явственно поняла одну простую вещь: в «культурку» она не хочет. Ни на вокал, ни куда-то еще.

Не хочет она петь.

И не потому, что «хуже некуда». И дело даже не в том, что голова у нее сейчас занята одним только Джинном.

Не хочет она учиться петь.

Вот совсем.

Но разве сейчас это важно?..

– Марьяна Леопольдовна… – пробормотала она.

Голос у нее звучал так слабо, что ей самой стало стыдно. Вот так она сегодня и пела – вяло, бесцветно, без души.

– Да, Владислава?

– Я хотела вам сказать… – выдохнула Вовка. – Хотела сказать, что я не смогу вам сегодня заплатить. Понимаете, у меня родители уехали и оставили мне только на субботу, а сегодня…

Марьяна Леопольдовна приподняла узкую, бледную ладонь, и Вовка прикусила губу.

– Потом занесешь. Главное – завтра. Поняла? Опора, плечи, фокус. Ясно тебе?