Когда он всем нужней.

Недолго до полудня,

А я всего лишь тень…

Чайник прикрыл огонь. Из-под крохотного кусочка пламени выбили спичку.

Отец сел за стол и положил голову на руки, его взгляд устало скользил по полированным доскам. Часы над головой шаг за шагом приближались к следующему дню, умирающий на подоконнике фикус смотрел на человека с сочувствием.

Его чёрные волосы потихоньку выгорали под светом абажура, сухие пальцы старались вспомнить времена, когда ещё могли двигаться. Он всё ждал, когда раздастся спасительный гудок, и пар сможет хоть немного согреть окоченевшие руки. Замёрзшая душа медленно оттаивала беззвучной влагой на ледяных глазах.

В соседней комнате лежит сын. Очень вдумчивый и симпатичный мальчуган с пронзительным взглядом. Он и теперь выглядит задумчиво, даже когда худая грудь ходит ходуном от приступов кашля. Уже который день его мучает жар, впалые щёки сжимает бледность, а сиплое дыхание покусывает слух.

Раздался тихий свист, струйка пара бурно, как жизнь, устремилась под тёмный потолок. Когда отец поднялся на ноги, с его плеч спорхнуло в воздух несколько пылинок. Дотянувшись до полки, он взял две кружки. Одна – его, железная, голая, как небо, вторая – мальчика, с маленьким дракончиком. Обе холодом опалили руки.

Когда внутри кружек заклокотал поток, и горячее железо коснулось шершавой кожи, на лице отца впервые за сегодняшний день вытаяла улыбка. Он взялся за горячие кружки и аккуратно понёс чай в соседнюю комнату. Им с мальчиком нужна была каждая капля тепла. Огибая стенку, отец немного притормозил.

Дверь была открыта, в комнате кисло пахло ночным бредом.

– Тебе не больно? – спросил сын, смотря на то, как на руках отца от жара розовеет кожа.

Взгляд мальчика коснулся белого дыма.

– Нет, – ответил отец.

Сын, скрестив ноги, сел на кровати и осторожно взял кружку. Отец потрогал его лоб, сухой и тёплый. Мальчик почувствовал на губах ароматный жаркий укус чая, потом ещё один. Первые же глотки влагой выступили на его теле. Отец сделал большой глоток, горячий водопад изнутри ошпарил грудь, сжал сердце.

Мальчик с улыбкой протянул свою кружку, и отец слегка коснулся её мокрым железным бортиком, как в той книжке про пиратов. Оба улыбнулись шире, сын заговорщически подмигнул.

Так они и просидели вдвоём весь вечер в полутьме настольной лампы, молча. Сын ждал, пока чай немного остынет, отец жадными глотками впитывал в себя тепло. Оба перелистывали в голове альбомы солнечных фотографий таких же точно вечеров сказок и историй. Когда потолок заполняли звёзды, а углы – бескрайние просторы тайн.

– Пап? – спросил сын, стараясь заглянуть в глаза, покрытые капелью.

– Да, сын?

– Ты сможешь рассказать мне сказку?

Отец перевёл взгляд на мальчика. Взгляд больших задумчивых глаз внимательно искал во взрослом силы. И не мог найти.

– Давай-ка ложись, – отец постарался улыбнуться, – сегодня я расскажу тебе интересную историю.

Мальчик лёг на кровать и закутался в облака одеяла. Отец поудобней устроился на краю кровати.

– Однажды, – начал он, – когда-то давным-давно, жил человек, который умел ходить по звёздам. У него не было семьи, он не умел спать, не мог дружить, а только скитался по Вселенной. Человек останавливался только изредка, чтобы посмотреть на красивые планеты, погулять по их поверхности, посмотреть на зарождающуюся жизнь, а затем снова уйти незамеченным. Он очень хотел его найти.

– Кого? –спросил мальчик.

– Бога, – ответил отец. – Другие люди говорили, что бог умер, но человек не хотел в это верить. Поэтому бродил, смотрел всюду под разными углами и искал. А когда не мог найти – горько плакал.

– Это как с разными измерениями, а, пап? – спросил сын.

В его голосе играл азарт, словно они с отцом вместе делали историю.

Отец с улыбкой взъерошил волосы мальчика. Парнишка было очень начитанный.

– Верно, сынок, – ответил отец.

– А зачем он его искал?

– Понимаешь, – сказал отец, – ему было очень жалко людей. Когда бог ушёл, то оставил людям проклятие, от которого они страдают всю свою жизнь и избавляются от него только тогда, когда приходит старость. А человек так не хотел, он хотел, чтобы все жили счастливо.

– А как это, счастливо? – спросил сын.

Мальчик закашлял. Отец остановился, прислушался, затем продолжил, осторожно ступая словами по тишине.

– Он хотел, чтобы их молодость всегда цвела, – говорил он, – Чтобы они познавали мир по шелесту травы и дуновениям ветра, а не холодному камню. Чтобы их, людей, понимали те, кто давно их бросил.

Щёчки мальчика на секунду порозовели. Он представил, как под потолком прыгает глупое солнце, а зелёный луг ковра тянется к нему своими живыми ворсинками. Как деревья безмятежно дышат, касаясь друг друга ветвями. Как люди спят под их сенью и смотрят сквозь веки на золотые лучики. А вокруг пахнет мёдом.

Перед глазами отца же предстали четыре глубокие царапины на холодном бетоне, залитом чернилами.

– Человек не знал, где искать бога, – продолжал он, – Даже не знал его имени, он звал его так, как люди зовут его дома. Ходил, кричал и просил о помощи, но человеку никто не отвечал. Ему казалось, что всё оттого, что он слишком маленький, что его просто не слышат, и очень об этом жалел. Особенно жалел оттого, что не находил бога даже в людях, и люди его не слышали.

– Он и есть бог? – тихо спросил мальчик.

– Что? – с удивлением переспросил отец.

– Он и есть бог, этот человек? – повторил сын.

Какое-то время мир заволокло тихой мглой. За окном погас последний свет, только тихо продолжала звенеть горящая лампа.

– Да, – ответил отец, – только он об это не помнил. Потому что был мёртв.

– А если он мёртв, – задумался мальчик, – то почему ещё жив?

– Потому что когда-то был богом, – сказал отец, – а боги не умирают до конца. Только забывают, кем они были. Человек всё это время пытался отыскать себя, и не мог найти. Потому что себя найти невозможно. Нельзя оглянуться на себя в своей запертой комнате.

Отец коснулся пальцем виска, сын с улыбкой кивнул.

– Оттого человек и скитался. Потому что где-то внутри себя он прятал знание о том, что проклятие останется с людьми навсегда, а он – и есть Он. Живой человек и мёртвый бог.

– Ему, наверное, очень грустно, – предположил мальчик.

– Верно, – согласился отец, – только если грусть помножить не бесконечность, он ведь не был обычным человеком. А ещё он, он не знал почему, часто оглядывался. Ему казалось, что вот сейчас за его спиной бог наблюдает за ним и смеётся. Но, как он ни старался посмотреть «назад», упирался глазами в другое «вперёд». И каждый раз начинал грустить.