Я рыдала, а Влад вытирал мои слезы большими пальцами.

— Алиска, ты моя мания! Ты моё безумие! Я никогда тебя не обижу.

— Если ты меня любишь, тогда отпусти, дай свободу!

— Милая, я тебя не люблю. Я тобой одержим.

Влад отстранился и направился к лестнице.

— Как же я? — крикнула ему в след.

— У тебя будет повар, горничная, охранник. Кстати, никаких телефонов. — На этих словах Влад достал из кармана мой телефон и помахал им на прощание.

— Когда ты меня выпустишь? Меня буду искать!

— Вряд ли найдут. Я приеду сразу, как только позовешь меня.

— Ты оставляешь меня одну в заточении? Купи мне хоть белую пушистую кошечку! — проплакала я вслед.

— Перса? Ладно. Жди.

* * *

Скинув с себя мокрую, чужую одежду, присела на кровать, чтобы стянуть ненавистные сапоги-чулки.

В дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, тут же вошли.

Молодая симпатичная горничная с курносым носом и голубыми глазами. Осмотрев помещение, девушка тут же кинулась ко мне.

— Я помогу, — надменно произнесла она, снимая левый чулок.

— Сама бы справилась, — процедила с возмущением.

— Не нужно ничего делать самой, для этого есть я. Меня зовут Анна, я — ваши руки и ноги.

— Хорошо, — тихо и покорно выдохнула я. — Анечка, не могли бы Вы принести мне телефон, — вкрадчиво попросила я хитренькая.

Аня широко улыбнулась и нежно ответила:

— Нет! Категоричный запрет хозяина на гаджеты.

— Понятно, — промямлила я. — То есть вы тень хозяина при мне? Мои руки, его уши?

— Верно подмечено. — Аня встала рывком с колен, отряхнула подол платья и направилась в ванную.

Через пару минут, голова девушки показалась из-за двери, откуда тянуло теплом.

— Алиса, набрала Вам ванную. Можете идти.

С трудом поднялась с кровати и направилась в ванную комнату, ступая по теплому гладкому полу мягко и грациозно как кошка.

— Ого! — вырвалось сразу, едва вошла в огромное помещение. Большая джакузи в центре, душевая справа, впереди огромное панорамное окно.

Вместо того, чтобы нырнуть в пену, подошла к квадратном зеркалу, разглядывая себя во все глаза.

Маленькая, миниатюрная, ладная фигурка. Компактная, как скажет Яр.

— Ты моя компактная пудра! — притягивая меня к себе, говорил будущий муж.

— Почему? — вопрошала я, стряхивая на грудь Яра пряди волос, чтобы защекотать его.

— Почемучка, ты хочешь узнать, почему Пудра? Ты же знаешь, потому что мозги мне пудришь!

— Ах, ты, негодник, — я щекотала его тело своими волосами. До тех пор, пока мы не оказывались в лапах страсти.

Пальцы Ярослава сжимались на моей груди. Его колдовские глаза проникали в самую мою женскую суть, и моё сердце замирало Затем бешенно стучало, разгоняясь вслед за сердцем Яра, пытаясь войти его ритм, присоединиться к темпу и мчаться с ним в унисон.

Я яростно сжала пальцы на ключицах, неотрывно глядя в зеркало прямо себе в глаза. В серых призрачных бушевала буря. Буря — смертельным врагом которой стала… Диана.

Мои руки сместились на живот, начинались истеричные спазмы. Сердце неугомонно стучало, набирая энергию ненависти. Я пыталась сдержать цунами, задерживая дыхание, приказывала себе не плакать, но волна ярости набирала обороты.

В висках стучало:

— Это ты во всём виновата! Диана, это ты предательница!

Цунами накрыло с головой.

Я громко закричала:

— Это ты предательница! — и ударила кулаком в зеркало. Оно не разбилось, поэтому следующий удар пришелся по животу. И еще один. И еще. Я избивала себя. Я все вспомнила…

Вспомнила, как отпустила руку Алисы.

Вспомнила силуэт мамы в черном траурном платье.

Мама всегда носила платья с только яркими принтами, а в тот день надела черное однотонное платье и сказала:

— Дочка ты еще маленькая, я не могу объяснить тебе, зачем отпускаю свою любимую малютку. Когда вырастешь, я всё объясню. Запомни цвет моего платья, цвет траура и печали.

— Мама, тебе грустно?

— Да, Диана, я скорблю по своей утрате. Мою душу разорвали пополам.

Меня бомбило, рыдания сотрясали тело. Казалось, оно не выдержит спазмов и разорвется на части.

Попыталась проглотить слезы, и медленно двинулась к душевой. Ванну я точно не заслуживала, мне нужно было отскрести душу от грязи под проливной водой.

Я не мыла голову, а просто драла себе волосы, выдирая клок за клоком. Горячая вода обжигала кожу, а я продолжала раскручивать кран, увеличивая напор горячей, как магма воды. Я не могла согреться, меня трясло, и дрожь в конечностях не унималась.

— Яр, где ты? Ты мне нужен. Сейчас… — зубы стучали. Слёз совсем не осталось, моё лицо сформировалось в гримасу, из горла вырывался стон раненной женщины.

Инстинкт самосохранения заставил выключить воду. Я медленно заскользила вниз, на пол, не обращая внимания на боль, на покрасневшее тело.

— Яр, прости, пожалуйста. Ненавижу себя за предательство. Ты же сказал, что не изменял. Я должна была поверить. Мы же поклялись друг другу в верности! Простишь ли ты меня?

Меня снова накрывало.

Я оперлась спиной о запотевшую душевую кабину и снова позволила телу спазмироваться от рыданий.

Лежа на гладком полу душевой, свернувшись в клубок, думала о том, что хочу умереть.

Дверца кабины открылась, и женский злой голос приказал:

— Вставай немедленно! Надоело на это смотреть.

Я проглотила ком, застрявший в горле, и протянула ей руку. Сил встать у меня не было.

Кончиком языка обвела припухшие от укусов губы, и поднялась, удерживаемая горничной.

Дальше я подчинялась, молча стояла, когда меня вытирали, одевали в халат, вели в постель.

На мгновение голубые ледяные глаза стали тёплыми, и грудной голос спросил:

— Влад причинил тебе боль?

— Нет. Я сама, — честно ответила я.

Слёз больше не было. Сердце размеренно стучало, зная точно, что в нём живёт любовь к двум самым близким людям на свете.

Жаль, что ими были не отец с матерью. Сейчас я находилась в раздрае. Мама Вера обманула, отец тоже. Может, он не мой отец. Ведь отец Алисы при смерти, так Влад сказал, а у нас с ней один папа на двоих.

Мои глаза закрылись. Проваливаясь в сон, вижу, как крепкие руки в татухах сжимаются на моём побдородке, поднимая моё лицо к хозяину. Большая ладонь накрывает мою голую грудь, и я с ужасом смотрю в дикие темные глаза. Черный зрачок поглощает не только радужку, но и меня.

Я с ужасом понимаю, что я не в руках Яра.

Моя моральная измена давит на меня, продавливая на дно, где я падаю на кровать с голым чужим мужчиной.

Просыпаюсь