но и точно такие же плакаты с фильмами, такая же модель Солнечной системы над кроватью, такая же ракета из «Тинтина», такая же фотография. Даже на полу валялась такая же одежда. Значит, эти комнаты не просто построили так, чтобы они были одинаковыми. Их ещё и тщательно поддерживали в таком состоянии. Всё, что происходило на нижних этажах, повторялось на верхних. Но значит ли это, что здесь кто-то живёт, наблюдая за каждым шагом Якоба Шпринтца, делая всё то же, что и он? И если да, то, получается, кто-то следит и за ним?

Алекс прошёл в соседнюю дверь – и оказался в своей комнате. Такая же кровать, такая же мебель – и такой же телевизор. Он включил телевизор. На картинке была его комната на первом этаже. Вот на кровати лежит GPS-передатчик. Вот его мокрая после вчерашних ночных похождений одежда. Наблюдал ли за ним кто-нибудь, когда он снял с окна запор и выпрыгнул? Алекс встревоженно вздрогнул, но заставил себя расслабиться. Эта комната – копия его комнаты – была другой. В ней ещё никто не жил – он сразу это понял, осмотревшись. В кровати ещё никто не спал. Мелкие детали тоже не копировали. В этой комнате не было ни GPS-передатчика, ни мокрой одежды. Он оставил дверь гардероба открытой, но здесь она была закрыта.

Всё выглядело как загадка, от которой плавились мозги. Алекс заставил себя задуматься. За каждым мальчиком, прибывавшим в академию, устанавливали наблюдение. Все их действия в точности дублировались. Если кто-то вешал у себя на стену плакат, в точно такой же комнате вешали точно такой же плакат. В этой комнате будет кто-то жить и делать всё то же самое, что и Алекс. Он вспомнил фигуру, которую видел прошлой ночью… фигуру, одетую в странную белую маску. Может быть, она готовилась переехать в эту комнату. Но всё указывало на то, что по той или иной причине здесь ещё никто не живёт.

И, конечно же, никуда не делся и самый главный вопрос. Для чего это всё? Шпионить за учениками – это одно. Но зачем копировать всё, что они делают?

Послышался стук двери, потом – голоса. По коридору шли двое. Алекс подкрался к двери и выглянул из неё. Он успел увидеть доктора Грифа и ещё одного человека – невысокого, пухлого, в белом халате; они зашли в прачечную. Алекс выбрался из копии своей спальни и пошёл за ними.

– …вы закончили работу. Я благодарен вам, мистер Бакстер.

– Спасибо, доктор Гриф.

Они оставили дверь открытой. Алекс присел на корточки и заглянул внутрь. Хотя бы здесь третий этаж всё же отличался от первого. В этой «прачечной» не было ни стиральных машин, ни гладильных досок. Алекс увидел ряды раковин; дверь в дальнем конце комнаты вела в хорошо оборудованный операционный зал, по размерам как минимум вдвое превышавший прачечную на первом этаже. В середине комнаты стоял операционный стол. Вдоль стен – стеллажи с хирургическим оборудованием, химикатами и стопками чёрно-белых фотографий.

Операционная! Она-то какую роль играет в этой странной дьявольской головоломке? Доктор Гриф и мистер Бакстер прошли туда, не прекращая разговора; Гриф держал одну руку в кармане. Алекс, улучив момент, пробрался в предбанник и спрятался рядом с одной из раковин. Оттуда довольно хорошо было слышно разговор.

– Так, надеюсь, вы довольны последней операцией, – сказал мистер Бакстер. Он стоял вполоборота к двери, и Алекс видел круглое, обрюзгшее лицо с жёлтыми волосами и тонкими усиками. Под белым халатом Бакстера виднелись галстук-бабочка и клетчатый костюм. Алекс никогда раньше не видел этого человека, он был в этом совершенно уверен. Тем не менее он почему-то казался ему знакомым. Опять загадка!

– Совершенно доволен, – ответил доктор Гриф. – Видел его сразу после снятия бинтов. Вы проделали великолепную работу.

– Я всегда был лучшим. Но, с другой стороны, за это вы мне и платили. – Бакстер усмехнулся. Его голос стал совсем елейным. – И, раз уж мы заговорили на эту тему, может быть, обсудим последнюю выплату?

– Вам уже заплатили миллион американских долларов.

– Да, доктор Гриф, – улыбнулся Бакстер. – Но я тут подумал – может быть, мне положена небольшая… премия?

– Я думал, что у нас договор. – Доктор Гриф медленно повернул голову. Взгляд из-под красных очков сверлил лицо его собеседника.

– У нас был договор насчёт моей работы, да. Но вот моё молчание – это уже другой вопрос. Я хочу попросить у вас ещё четверть миллиона. Учитывая размер и масштабы вашего проекта «Джемини», это не слишком много. После этого я поселюсь в маленьком домике в Испании, и вы больше обо мне не услышите.

– Я больше о вас не услышу?

– Обещаю.

Доктор Гриф кивнул.

– Да. Мне кажется, это хорошая идея.

Он вытащил руку из кармана. Алекс увидел автоматический пистолет с мощным глушителем, торчащим из дула. Бакстер всё ещё улыбался, когда Гриф выстрелил ему прямо в лоб. Его отбросило назад, на операционный стол, и он остался лежать неподвижно.

Доктор Гриф опустил пистолет. Он подошёл к телефону, взял трубку и набрал номер. Ответили ему не сразу.

– Это Гриф, – наконец сказал он. – В операционной мусор, его надо убрать. Сообщите, пожалуйста, команде по зачистке.

Он отложил телефон и, в последний раз взглянув на тело, распростёртое на операционном столе, прошёл в другой угол комнаты и нажал какую-то кнопку. Часть стены отъехала в сторону, и за ней обнаружился лифт. Доктор Гриф вошёл в кабину, и дверца закрылась за ним.

Алекс выпрямился, слишком шокированный, чтобы хоть что-то соображать. Шатаясь, он вошёл в операционный зал. Он понимал, что двигаться надо быстро. Команда по зачистке, которую вызвал Гриф, уже в пути. Но он хотел узнать, что же за операции здесь делают. Мистер Бакстер – судя по всему, хирург. Но за какую работу ему заплатили целый миллион долларов?

Стараясь не смотреть на тело, Алекс огляделся. На одной полке лежал набор хирургических ножей, ужаснее которых Алекс в жизни не видел, таких острых, что, казалось, можно обрезаться, просто посмотрев на них. Ещё он увидел мотки марли, шприцы, бутылки с разными жидкостями – но ничего, что бы могло хоть сколько-нибудь подсказать, над чем работал Бакстер. Алекс понял, что это безнадёжно. Он ничего не знал о медицине. В этой комнате можно было делать всё что угодно – от удаления вросших ногтей вплоть до полноценных операций на сердце.

А потом он увидел фотографии – и узнал себя. Он лежал на кровати, которая тоже показалась знакомой. Париж! Номер тринадцать в «Отель дю Монд». Да, и чёрно-белое бельё,