Фредди Хоук умел бегать, драться, лазать по деревьям и стрелять из рогатки лучше всех ребят в школе. Он был чемпионом по игре в камешки и мог закинуть карточку из папиросной упаковки дальше других мальчишек. Этот спокойный парнишка никогда не хвастался, и я был очень к нему привязан. Он коллекционировал папиросные карточки, и ему оставалась всего одна до полного комплекта на тему «Оружие и броня Британской империи».

Он хранил этот комплект в жестянке из-под табака. Раз-два на дню он доставал небольшую стопку и, лизнув палец, пересчитывал их, а я наблюдал за ним. Карточек было сорок девять. Мне страшно хотелось раздобыть для него недостающую карточку, и я приставал к каждому встречному с неизменным вопросом: «Мистер, у вас нет папиросных карточек?» – но безрезультатно.

Я уж было совсем отчаялся, решив, что это, вероятно, самая редкая папиросная карточка в мире, как вдруг наездник, которого я остановил, когда тот проезжал мимо наших ворот, вынул ее из пачки и протянул мне.

Я никак не мог поверить в такую удачу и несколько раз перечитал номер. Все верно – тридцать семь. Тридцать седьмой у Фредди как раз и не было.

На следующий день я с нетерпением поджидал его на дороге и, завидев его вдалеке, чуть ли не за четверть мили, начал кричать об этой потрясающей новости. Наконец он подошел довольно близко и, когда до него дошел смысл моих восторженных воплей, бросился ко мне со всех ног, и я вручил ему карточку.

– Мне ее дал парень на лошади, – захлебываясь от волнения, сообщил я. – Он мне говорит: «Что ты коллекционируешь?», а я в ответ: «Оружие и броня Британской империи», а он говорит: «Черт подери, у меня, кажется, есть одна из этой серии!», и, черт подери, она у него и в самом деле оказалась. Теперь у тебя полный комплект!

Фредди рассмотрел карточку, затем перевернул ее и посмотрел на номер. Потом прочитал описание изображенного на ней оружия и воскликнул:

– Она самая, ей-богу!

Он вынул из кармана жестянку из-под табака и открыл ее, положил новую карточку на нужное место в колоде, постучал колодой о столб, чтобы выровнять ее, облизнул большой палец и начал медленно пересчитывать карточки, выговаривая каждый номер вслух. Я повторял номера за ним.

– Пятьдесят! – победоносно вскричал я, когда он дошел до последней.

– Похоже на то, – сказал он.

Опять постучав колодой о столб, он снова пересчитал карточки, на этот раз в обратном порядке, начав с пятидесятой.

– Теперь у тебя полный комплект, Фредди, – радостно сказал я, когда он закончил. – И все первоклассные.

– Да, – сказал он и убрал колоду обратно в жестянку из-под табака. – Ну надо же, полный комплект, черт возьми. – Вытянув руку с жестянкой, он с улыбкой посмотрел на нее и неожиданно вручил жестянку мне. – На, возьми. Они твои. Я их собирал для тебя.

В школе мы редко с ним играли – его слишком занимала игра в камешки, сигаретные карточки или волчки.

Я плохо играл в камешки и вечно проигрывал. У Фредди был особый «молочный» камешек, стоивший целый шиллинг, и он давал его мне, чтобы я мог сыграть в «камешки кверху». Каждый из участников игры ставил по одному «молочному» камешку, но только самые умелые игроки отваживались рискнуть столь ценным камнем. Проиграв в очередной раз «молочный» камешек, я разыскивал Фредди и говорил:

– Я опять проиграл, Фредди.

– Кому? – спрашивал он.

– Билли Робертсону.

– Ладно, – говорил Фредди, а потом он отыгрывал камешек обратно, возвращал его мне со словами: – Вот он, держи, – и снова принимался за собственную игру.

Когда я ссорился с кем-нибудь из мальчишек, Фредди всегда подходил поближе, вставал рядом и прислушивался, пиная ногой гравий. Как-то раз Стив Макинтайр пригрозил надавать мне по шее, на что я сказал ему:

– Только попробуй, от тебя мокрого места не останется, – и тут Стив отошел, намереваясь с разбегу броситься на меня.

Фредди, слышавший нашу перебранку, заявил Стиву:

– Кто его тронет, будет иметь дело со мной.

Стив сразу передумал со мной драться, но по пути в класс прошептал мне на ухо:

– Я с тобой после уроков разберусь, вот увидишь.

Я замахнулся костылем и врезал ему по голени. Он отпрянул, и после этого все ребята разделились на два лагеря: одни говорили, что пора бы задать трепку мне, другие – что Стиву.

Наша со Стивом ссора началась во дворе возле квадратной железной бочки, в которой хранился запас питьевой воды. С крана свисала большая жестяная кружка с проржавевшим дном, а пролитая вода собиралась под краном в углублении, образовавшемся от ребячьих башмаков. Те, кто хотел напиться, топтались в этой грязной луже, словно домашний скот возле поилки.

Летом, когда мы играли во дворе, у бочки всегда собиралась толпа учеников, мальчики и девочки толкались и пихали друг друга, вырывая наполовину полную кружку у тех, кто только зачерпнул воды, и выливали ее содержимое себе в рот, а в это время к ней уже тянулся десяток новых рук. Так она переходила от одного человека к другому.

Эта возня сопровождалась постоянными шумными попытками привлечь к себе внимание. Того, кто пил из кружки, тормошили со всех сторон: стыдили, взывали к его совести, угрожали.

– Билл, я здесь, с краю, давай кружку… Я ведь одолжил тебе камешек. Джим, я за тобой… Эй, Джим, за тобой я… Тут хватит на нас обоих… С дороги! Чего толкаешься… Я пришел первым. Я следующий. Проваливай ко всем чертям!

Платья, рубашки – все было забрызгано водой… Мальчишки прыгали на одной ноге, хватаясь за голени и вскрикивая: «Ой-ой-ой!» Девочки кричали: «Я все про тебя расскажу учительнице». Те, кто уже попил, пробивались через давку, вытирая рот тыльной стороной ладони и довольно ухмыляясь.

Я боролся вместе со всеми. В подобных делах никто не давал мне послаблений из-за искалеченных конечностей, и меня толкали или сшибали с ног, не обращая ни малейшего внимания на мои костыли.

Я поощрял такое отношение, выдавая угрозы, не соответствовавшие моим физическим возможностям.

– Я с тобой в два счета разделаюсь, – заявлял я школьному забияке, к немалому удивлению последнего.

Считалось, что я готов перейти от слов к действиям, но до ссоры со Стивом Макинтайром мне никогда не приходилось этого делать.

Стив ударил по кружке, когда я пил, облил меня всего водой и выхватил кружку из рук. Я ударил его в живот, после чего упал, поскольку костыль, не выдержав толчка, вывалился у меня из-под мышки. Лежа на земле, я схватил Стива за ноги и опрокинул его в грязь. Но он вскочил быстрее меня и собирался врезать мне, но тут прозвенел звонок.

После этого мы неделю обменивались угрозами. Вокруг каждого из нас толпились приятели, шептавшие на ухо советы. Все признавали, что у меня сильные руки, но сторонники Стива утверждали, что если выбить у меня костыли, мне крышка. Занимавшие мою сторону мальчишки с ними не соглашались: по их мнению, я лучше дерусь лежа. Сам я не знал, в каком положении я лучше дерусь, но совершенно не мог представить себя в роли побежденного.