низом и верхом. Но не только пресечь доступ низа к верху (это одна сторона: понятно, что пресечь), но и пресечь воздействие верха на низ и понимание верхом низа. Это тоже функция государства: не дать «верху» вступить в контакт с «низом».

А замкнуть всё на себя?

Замкнуть все на себя – это самостоятельная реальность. Причём, что интересно, всегда бюрократия должна иметь хозяина. Обязательно. Бывает ситуация, когда хозяина внутри страны нет, по каким-то причинам исчезает хозяин. Тогда бюрократия ищет себе хозяина вне страны, находит себе его в иностранном господине. Но хозяин всегда должен быть. Бюрократия всегда создаёт себе некую культовую инстанцию, к которой она апеллирует. Вот в СССР, например, бюрократия была организована в качестве КПСС. КПСС (тогда ВКПБ), как очень правильно сказал Троцкий, превратилась в политическую организацию бюрократии. Хозяином был Сталин. Но как только Сталин умер, то мгновенно возник колоссальный вакуум для бюрократии. Именно с этим связан проигрыш, поражение СССР, что для бюрократии исчезла внутренняя автономная мотивация к существованию. Мировой порядок заступил на место Сталина. «Как же мы будем противостоять мировому порядку? Кто хозяин?» А хозяин – мировой порядок. Значит, надо с ним договариваться – конвергенция, слияние, сдача и так далее.

Бюрократия, вообще говоря, удивительный и очень интересный феномен, потому что в основе своей это корпорация деклассированного элемента. Но деклассированный элемент, который сейчас существует во всех мегаполисах мира, является доминантным фактором, он делится на две неравных группы. На улице ходят неорганизованные деклассированные элементы, которые дезориентированы, зависят от внешних источников информации, внешних импульсов, политических партий, политических клоунов, телевидения и так далее. Это одно. А есть организованный деклассированный элемент. Это бюрократия. Она отбирает себе кадры из тех люмпенов, потому что деклассированный элемент – это люмпен.

Человек без профессии, назовём его так…

Не совсем так. Люмпен – это особое состояние человека. Первоначально, когда Маркс использовал слово «люмпен», он имел в виду пролетария, который не ходит на завод. И вообще, «люмпен» по-немецки – «лохмотья». Но на самом деле мы пользуемся словами, которые «проэволюционировали» за этот период: теперь мы не вкладываем то же самое значение в слово «люмпен». Люмпен – это человек, который оторван от своих корней, от любых сословных кодексов чести или правил поведения, от этики, он «внеэтичен», но он, может быть, сохраняет некоторую память о том, что дед или прадед имели какие-то устои, когда жили в деревне. Но сам он уже давно живёт в городе, и сам он очень цинично относится к каким-то правилам, к каким-то принципам и так далее.

Позволю себе с вами поспорить. Но ведь не весь наш государственный аппарат существует «вне этики»: частично люди, которые в нём работают, – они, так или иначе, за то, чтобы народ жил лучше…

Проникнуть в их сердца и мысли не представляется возможным, потому что и обычный человек является «чёрным ящиком», а уж лидер, который что-то декларирует на публику, – это «чёрный ящик» в квадрате. Я не думаю, что для каких бы то ни было властей когда бы то ни было благосостояние народа вообще было бы целью и задачей.

Это прагматическая задача. Можно ли сказать, что благосостояние стада является целью пастуха? Да, но не в этическом смысле. Благосостояние является целью, но не в этическом смысле. Он не чувствует родство душ со стадом, не хочет поднять это стадо до своего уровня и так далее. Потом, надо помнить, что те лидеры, которые имеют имена, – они возглавляют партии, выступают, борются на общественных площадках публично перед общественностью, как Трамп, допустим, с Хиллари и так далее, – это не бюрократия, а политики, это другая категория.

Бюрократы – это некая сила; она постоянно находится в поисках символического «варяга», которого призывает себе, но при этом представляет собой такую «виноградную лозу» связи анонимных кабинетов, где существует две абсолютно страшные силы – Подпись и Процедура. Бюрократия торгует подписью, и бюрократия контролирует с помощью процедуры. И на самом деле это колоссальная, могущественнейшая сила, потому что всё вместе, в целом, образует того идола, который приобретает сверхъестественные черты.

Допустим, в политическом обществе, особенно в языческом политическом обществе, существуют идолы как указания на того «мирового духа», который бродит в венах, сверху донизу, на то Бытие, которое воплощено в кесаре или в фараоне. Это идолы, которые символически указывают на объективное Бытие вне человеческого разумения, вне человеческого объёма. А государство – оно само по себе тот идол, который в себя же включает и то Бытие, на которое он указывает. Здесь «социальное» бытие становится имманентным и одновременно идолом. Это идолократия в чистом виде, это власть идола.

Почему, собственно говоря, Гоббс забежал немного вперёд с «Левиафаном»: в его время это всё только начало формироваться. Но, видимо, он уже это хорошо чувствовал.

Если режиссёр не умеет снимать кино или ставить спектакль, хотя он учился на режиссёра, то он идёт в критики. Если человек не стал писателем, он идёт в критики. А если человек не стал предпринимателем, он идёт в налоговые инспекторы. И получается, что государство – это те самые режиссёры, которые не стали режиссёрами, те самые пролетарии, которые могли бы производить какой-то продукт, но они перешли на другую сторону. Вот один из основных аргументов в спорах в сети Интернет – противопоставление родины и государства. «Я люблю свою родину, но государство мой враг», – очень часто можно это утверждение услышать. На это обычно отвечают следующим образом: наше государство – это такие же наши граждане, откуда взять других, хороших? А с вашей точки зрения, я понимаю, это не совсем так: то есть человек, переходящий в государственный аппарат, меняется?

Как священник, который является «служителем церкви». Церковь – это самостоятельная реальность, независимая от человеческого фактора. И известно, что священник может быть пьяницей, может грешить, но в момент осуществления им одного из таинств его человеческая натура, его греховность или негреховность не имеют никакого значения, – по учению церкви. Да, он является «сосудом, через который проходит благодать», потому что она не соприкасается и не оскверняется вот этим каналом, через который она действует. Точно так же в обратном смысле: государство, некоторым образом, – это «антицерковь». И точно так же человек, который идёт работать в государство, лишается своей человеческой природы в пользу сверхчеловеческой или внечеловеческой (но не в «высоком», а в инфернальном смысле)