— Ну, он все равно обязательно умрет, но мы тут будем как бы не при чем, — поясняю я ему тихонько.

— Да зачем нам это? — все равно не понимает Терек.

— Ладно, потом поговорим, — прекращаю я разговор, ибо веселье перед нашим домом продолжается.

Тут уже молодой норр полностью пришел в себя, оклемался немного, теперь громко орет на своих слуг, со всей своей высокомерностью отказывает им в месте при своей великой особе за то, что не решились помочь ему освободиться, что не перерезали веревки.

— Все, пошли вон, теперь сдохнете под забором, куски старого дерьма! Давно я вас хотел выгнать и вот это время пришло! Пошли от меня!!!

Все еще себя настоящим хозяином положения чувствует приученный к этому с раннего детства урожденный дворянин.

Связан, сурово избит, вообще без оружия остался, только кольчуга на нем, а все чувствует себя победителем.

Придется ему дать себя более понятно почувствовать сильно проигравшим, к которым никакого уважения и милости.

— Нет, он вообще не исправим! — качает головой Терек. — Так и хочет сдохнуть прямо здесь.

— Нормально все, пока по-нашему идет, — негромко отвечаю ему я. — Давай подождем, пусть орет побольше.

Слуги, конечно, не спорят активно с господином и вообще помалкивают, только головами трясут, пытаясь что-то потихоньку объяснить дурачку, но это робкое увещевание не помогает. Он все больше ярится, найдя теперь на ком оторваться без получения дополнительных побоев.

— Все, больше у меня не служите! Пошли от меня на хрен! Твари тупые! — молодой норр все-таки вскочил на ноги и пытается пинать слуг.

Получается у него это весьма плохо, мотает дурилку из стороны в сторону, похоже, сотрясение у него изрядное после кучи полученных ударов по довольно крепкой голове образовалось, но дворянчика уже не остановить словами в его снова воспламенившемся запале.

— Так, отошли в сторону! — командую я прислуге, они под градом пинков разбегаются наконец.

— Со слугами все ясно, они тебе больше не нужны! А что про воинов своих скажешь? — коварно интересуюсь я, прижав острие копья к груди бузотера и показывая рукой на все еще стоящих на месте и вцепившихся в свои копья мужиков.

— Не воины они! Присягу не исполнили, за меня в бой не пошли! Значит, вон из моей дружины! — еще больше негодует дворянчик. — Скажу отцу, чтобы развесил их вниз головами на стене замка! Ослы тупые! Твари трусливые!

А ведь он сам замка никакого больше, как и отца своего родного, вообще не увидит.

Но все основное уже прокричал и выразился вполне ясно про судьбу своих спутников, как по мне. Теперь пора ему снова успокоиться и не отвлекать больше моего внимания.

Другие дела нужно продвигать, пока масть в руку идет.

— До замка отцовского еще добраться нужно, родной! Он от тебя очень далеко сейчас! А то ты и сам можешь тут рядом повиснуть! — усмехаюсь я в лицо норру, кивая на большую сосну за оградой. — Хорошее место, чтобы высоко висеть! Далеко тебя будет видно, такого красивого!

— И тебя повешу на самой высокой сосне, морда бандитская! — это он уже мне грозит. — Как только…

— Вот и поговорили! — и я снова прикладываюсь к его многострадальной голове пяткой копья, не дослушав задумки на мой счет и какие именно планы у норра на свое освобождение имеются.

Это уже совсем лишняя информация, которая вообще никому не интересна, потому что стопроцентно не сбудется.

Если здесь, в далекой от местной цивилизации глухой деревне, во время непрекращающегося вторые сутки проливнего дождя, внезапно не появится отряд дворянской стражи всадников в двадцать-тридцать-пятьдесят рыл и не попробует его зачем-то освободить.

Дворянчик снова валится в ту же лужу, вызывая своим новым падение настоящий восторг у многочисленных зрителей. Так опустить зело наглого молокососа дворянского сословия мечтают все местные мужики еще с детства.

— Вяжи его по ногам тоже и в рот забей грязную тряпку, — командую я Тереку, не называя его по имени. — Потом тащи вон в тот угол, пусть полежит, подумает о жизни своей грешной.

Через пять минут дворянчик оказывается у внешнего угла дома, прямо под падающей струей воды с крыши, которая принимается охлаждать его пыл. Ну и смывать одновременно кровь с его одежды, которая мне еще явно понадобится вскоре. Да еще деревенские дети вовсю радуются новому развлечению, закидывая его грязью, комками земли и даже камнями.

Но он теперь ничем не может им ответить, только яростно воет сквозь забитый грязной тряпкой рот, снова придя в сознание от холода.

— Не слишком ты с ним? Он же никогда не успокоится после такого? Поднимет тут всех дворян на войну с нами? — интересуется наемник, не понимая все же моих намерений насчет пленника до конца. — Нужно нам оно? Еще и от местных благородных убегать?

— Он и так не успокоится, видно, что из мамки сразу поперек шел. Так что сам все понимаешь.

— Да не очень, чтобы понимаю, — отвечает Терек, почесав свой затылок.

Ксита с Фиалой пока присматривают за стражей и народом вокруг дома и с вопросами не лезут.

— Он мне нужен всего на один день, или даже полдня, ответит на много вопросов и потом отправится на тот свет. Не переживай о нем, чем больше он сейчас поругается, тем меньше у него останется сил сопротивляться нашему разговору. Естественно, что я вообще не собираюсь его отпускать, не совсем сошел еще с ума, — отвечаю ему я.

— Ну, местные только порадуются такому унижению благородного и лишнего трепать не станут, что все это дело случилось у них на глазах. Вот его слуги и стражники — что с ними тогда делать? Тоже убивать? Они же вернутся к его отцу в замок в Империю, и все расскажут его родным. Ладно, мы уже окажемся далеко отсюда, нам в общем-то будет наплевать, но все равно ты поступаешь довольно вызывающе сейчас, — замечает Терек. — Он все же настоящий дворянин.

— Да, отрезаю себе путь назад. А вот со слугами и стражниками я собираюсь душевно поговорить, — и я подхожу к растерянно переговаривающимся между собой пожилым мужикам.

— Вас, как я слышал, только что рассчитали со службы? Вы теперь сами по себе? — спокойно интересуюсь я у них.

Но ни