В этот момент меня буквально захлёстывало злостью и стыдом, жгучим, как ни один перец чили в этом мире.

— Тебя просто так же повело от меня, как и меня… — негромко проговорил Глеб и таки коснулся моей щеки, проведя по скуле большим пальцем, — как и меня от тебя.

До безумия хотелось откликнуться на его прикосновения, но я прекрасно понимала, что это будет заранее проигрышное решение. И без нашей близости всё было до невозможности запутанно.

Отстранилась от его ладони и напомнила:

— Повело, да… Вот только давай не упускать из виду один важный момент: ты прекрасно знал, кто я, в то время как я успела напридумывать себе совершенно другого человека.

Новгородцев, продолжая сидеть на корточках передо мной, покачал головой:

— А может быть, как раз наоборот? Это я столкнулся с придуманным образом, а у тебя была возможность увидеть меня таким, какой я есть? А скажи я правду сразу, ты видела бы во мне лишь приёмного сына твоей матери.

Я задумалась. Если честно, даже всерьёз — в груди зашевелилось что-то очень похожее на чувство вины, но я быстро пресекла его, задав самый главный вопрос:

— Ты так и не сказал, зачем тогда приехал?

***

Наивно полагая, что в этой истории не осталось слепых пятен, способных сделать ещё больнее, чем было, я вдруг наивно наткнулась на очередную порцию информации, которую на самом деле предпочла бы никогда не слышать. Мало того, что она окончательно разрушила любые надежды на отношения с Глебом, так ещё и вывалила передо мной очередную моральную дилемму, разрешить которую в одного оказалось практически невозможно.

Резко захотелось к папе, как в детстве, когда бьёшь коленку, а потом просишься на ручки к тому, кто подует и пожалеет.

— Всё познаётся в сравнении, — резюмировал внутренний голос. Теперь меня не покидала мысль, что всё-таки в этой ситуации папа был единственным, кто хоть как-то думал о моих интересах.

Эх, отмотать бы жизнь на пару недель назад… Я б тогда… Не знаю, что бы я сделала, но уж точно не стала бы ворошить прошлое. Просто бы жила свою размеренную жизнь, работала и не разговаривала бы с незнакомцами. Прав был Булгаков, как ни крути.

Глеб смотрел на меня выжидающе и даже, кажется, не моргал. С колен он, к счастью, поднялся, но напряжения между нами это не поубивало.

Сделала медленный вдох и медленно поднялась с дивана.

— Я… мне нужно подумать.

— Кир, — сделал он порывистое движение навстречу ко мне, но сам себя остановил на полушаге, должно быть оценив мой безумный взгляд: — Я ни о чём не прошу.

— Ещё бы ты просил, — хмыкнула я и направилась вон из квартиры.

Слава богу, у Новгородцева хватило мозгов не пытаться остановить меня.

На этот раз по району я бродила уже в более вменяемом состоянии, наверное, потому,к что от меня, наконец-то, хоть что-то зависело. Да, мне это не нравилось, но это была хоть какая-то иллюзия контроля.

Когда пошёл мелкий дождь, до меня вдруг дошло, что моя машина так и осталось стоять недалеко от дома Бауэров, а телефон сел от многочасового сидения в интернете и запойного чтения медицинских статей.

В итоге пришлось вернуться в квартиру к Глебу. Он не выглядел удивленным, скорее до безумия напряжённым.

— У меня два условия, — откидывая влажные волосы назад, отчеканила я. — Первое. Я хочу сначала увидеться с матерью. Второе. Между нами никогда ничего не будет. Ни прикосновения, ни слова, ни взгляда. Ничего, что выходило бы за рамки деловых отношений.

Его быстрый кивок был сродни выстрелу в упор.

Глава 15. Под напряжением

Всю ночь мне снился океан и толщи воды, то и дело пытавшейся затянуть меня на дно. Где-то впереди, буквально на расстоянии пары гребков, маячил свет поверхности, но каждый раз, когда я уже предчувствовал спасительный глоток воздуха, выяснялось, что двигаюсь не в том направлении.

Проснуться получилось с трудом. Подскочил на кровати, жадно глотая воздух. Моя грудь судорожно вздымалась, то ли от липкого ужаса, окутавшего всего меня, то ли от удушья, которое пришло со мной в этот мир из вселенной снов.

Понадобилось минут пять просто на то, чтобы сообразить кто я и где я. Собственная спальня казалось чужой и зловещей.

А потом в голове подобно пуле пронеслась мысль: «Кира!». Мысль отрезвила, заставив сердечный ритм возобновить свой ход. Нет, в груди всё так же было тесно и будто бы надсадно, но… как-то иначе.

— Кира, — прошептал, словно пробуя её имя на вкус. — Кира…

Сладость, горечь и острота, смешанные в равных пропорциях.

Прислушался к звукам квартиры. Где-то на кухне тикали часы, гудел холодильник, шуршали колёса машин за окном… Ничего примечательного, из чего следовало, что моя гостья всё ещё спала.

Нащупал в темноте телефон, дисплей которого отразил местное время — половина шестого. Можно поспать ещё, но я знал наперёд — не смогу.

Повертевшись в постели с боку на бок, я сдался и, натянув на себя домашние штаны, вышел из спальни.

***

Она спала на диване, свернувшись калачиком на диване. Предложение воспользоваться моей кроватью было отклонено ещё накануне гневным взглядом и недовольным фырканьем. Настаивать я не стал. Я вообще не понимал, как и о чём нам теперь можно разговаривать. Что, чёрт его дери, входило в эти «деловые отношения»?!

Трогать нельзя, говорить нельзя… А вот смотреть?! Как я должен на неё смотреть, если Кира одновременно была нашей последней надеждой и в то же время такой… такой невероятной.

Одно с другим в моей голове уживались плохо, но я всё равно бросил на спящую Киру ещё один взгляд. Одеяло, выданное мной, сползло к ногам, и теперь она казалась трогательно беззащитной и хрупкой. Одной рукой она обнимала себя за плечо, а другой обхватила коленку, словно желая согреться.

Негромко выматерился и всё же шагнул к дивану, подхватив её на руки. К счастью, не один мускул на её лице не дрогнул и моя гостья продолжила спать. Отнёс её на свою кровать и укрыл своим одеялом, после чего осторожно прикрыл за собой дверь. Она может злится на меня сколько угодно потом, но сейчас хотелось дать ей возможность насладиться безмятежностью, дарованной сном, ибо уже через пару часов нас ждёт новый день с его остротами и новыми драмами.

***

Мама заболела как-то совсем