Шрифт:
Закладка:
Это совпадает и с моими ощущениями. Больше того, иногда мне кажется, что многие здесь не могут или не хотят провести грань даже между Александром Вторым и Владимиром Лениным, Иваном Грозным и Борисом Ельциным. Лучшим примером такой нехорошей бессмысленности оказалась недавно нашумевшая статья канадского журналиста в ведущей оттавской газете, который всю Россию чохом назвал «куском говна, завернутым в капусту». Трудно удержаться от того, чтобы не ответить этому человеку в манере «сам дурак»: «А вы, месье, даже ни во что не завернуты!»
Я знал здесь многих умных и сильных людей, которые сделали главным содержанием своей жизни борьбу с агрессивным тоталитаризмом. Они всегда подчеркивали, что считают себя не врагами, а друзьями русского народа, главной жертвы коммунистической тирании. Увы, сейчас многие из них звучат как настоящие русофобы. Что же случилось? Не разочарование ли тому виной, не утрата ли иллюзий?
Главным камнем преткновения, разумеется, стала «вторая чеченская война». Поражаешься, с какой однозначностью и однолинейностью освещают эту драму СМИ Запада. Поневоле появляется, особенно у людей, знавших прошлые советские времена, ощущение, что за этой кампанией стоит какой-то центр незримого агитпропа, направляющий директивы в независимые органы печати. Согласно этим «директивам», нельзя верить никаким сообщениям, исходящим из российской армии, и наоборот, нужно верить всему, что исходит из «официальных чеченских источников». Принимается на веру любая, самая дешевая ложь, самое дурацкое бахвальство и самая грязная «дезуха» удуговцев. Все это так или иначе оседает в умах. Недавно в одном обществе я обратил внимание, что разговоры о том, будто взрывы в Москве и других городах были устроены не басаевцами, а путинцами, воспринимаются как само собой разумеющееся. «Позвольте, друзья, — заметил я, — но в таком случае с тем же успехом вы можете предположить, что посольства в Кении и Танзании взорвали сами американцы, а не Усама бен Ладен». Публика переглянулась, кто-то пожал плечами. Моя реплика была воспринята просто как экстравагантность. Правда, когда расходились, хозяйка дома сказала мне, чуть понизив голос: «Я с вами абсолютно согласна».
Очень много грязи, коварства и лжи осталось за плечами советской России, однако на Западе всегда находились голоса, оправдывавшие «родину социализма». Почему же именно эта, по сути дела, первая справедливая война России, случившаяся на исходе XX века, вызвала такое единодушное осуждение? Не потому ли, что Россия осудила косовскую акцию НАТО? Не потому ли, что она не оправдала ожиданий, не проиграла?
В Америке многие говорят, что военный успех в Чечне в конечном счете приведет к военной диктатуре, а это само собой вызовет новую угрозу Западу. Почему никто не задумывается, какое сонмище угроз вызовет развал России? Почему дотошные ранее западные журналисты даже не пытаются поднять тему основного стимула безумной рабовладельческой Ичкерии, тему наркотиков? И наконец, почему, бесконечно употребляя слово «геноцид», они никогда не говорят о проводившемся кликой Дудаева и Яндарбиева геноциде русского народа?
Прошлым летом я путешествовал по Северному Кавказу и слышал там немало ошеломляющих рассказов русских беженцев из Грозного. На Кавказе живет несколько миллионов казаков и других славян. Что же, им всем погибать? Скажут, это возмездие за изгнание чеченского народа. Сколько подобных возмездий в таком случае должно быть оправдано, в том числе и в цивилизованных странах? Кому следует предъявлять счет за жестокости Сталина русскому народу или коммунистической партии? Что касается русских, то они еще при жизни тирана заплатили по этим счетам дороже, чем кто-либо другой.
Вот так это все и идет, и мы перестали понимать друг друга. Мне кажется, что в западных интеллектуальных кругах, к которым я и сам отношусь в силу хотя бы своего участия в американском университетском образовании, возникло сейчас серьезное предубеждение в отношении славянской цивилизации. Слишком серьезно воспринимается постулат так называемой линии Хантингтона, согласно которому существует непреодолимый раскол между западным и восточным христианством. Линия раскола не так однолинейна. Она проходит по другим измерениям. Будущее — увы, совсем недалекое — выявит это заблуждение, и тут может оказаться, что мы все опоздали.
Так или иначе, приходится сейчас сказать, что мечта 1991 года не осуществилась. Россия не стала и не собирается стать неотъемлемой частью западной цивилизации. Запад не собирается принимать Россию в свой клуб. Возникает самая главная угроза — порочный круг стереотипов и предубеждений. Честный диалог становится невозможным. Мы уже не можем понять, кто первым завел старую, глупую и удручающую песню об «особом пути», о «несовместимости» и пр.
«Зачем вам это нужно?»
С этим вопросом ко мне сейчас обращаются иные знакомые и незнакомые люди. Речь идет о моей подписи под письмом «Россия на перепутье». Ударение обычно ставится на слове «вам». Существует, оказывается, мнение, что я сижу на некоей рафинадной вершине чистого искусства и мне дела нет до политических треволнений нашего времени. Представляю себе, как бы к этому мнению отнеслись деятели ЦК КПСС и КГБ СССР, которые травили меня в конце семидесятых из-за «Метрополя». В те времена они сварганили указ о лишении меня гражданства за «систематические действия, наносящие ущерб престижу Советского Союза».
Осмелюсь также напомнить людям, интересующимся политикой, о нашумевшем в конце восьмидесятых «Письме десяти» в адрес Горбачева. Я имел честь подписать его тогда вместе с другими изгнанными диссидентами. Что касается романов, мне кажется, что «Ожог» и «Остров Крым» впрямую относятся к «систематическим действиям, наносящим ущерб». За аполитичность в те времена гражданства не лишали.
Разумеется, я никогда не принимал участия в политической игре да и не собираюсь принимать в ней участия. Я полагаю, что подписанное мной вместе с Борисом Березовским, Юрием Любимовым, Сергеем Бодровым-младшим, Олегом Меньшиковым, Отто Лацисом, Станиславом Говорухиным, Александром Яковлевым и Игорем Шабдурасуловым «Обращение к обществу» не имеет никакого отношения к политическим интригам.
Нужно, очевидно, прояснить свою позицию. Будучи романистом, я считаю себя свободным от политических платформ и течений. Приверженность к гротеску и иронической интонации склоняет меня скорее к одиночеству, чем к партийности. Создавая роман, я нахожусь во власти метафоры, в которой так или иначе может