– Значит Катерина вы племянница? – заключил Родин из ее сбивчивых ответов не по существу.

– Да! И единственная.

Родин пошел, закрыл окно. Солнечное летнее утро осталось за стеклом. Работать не хотелось. «Везет же у кого-то отпуск, – подумал он, – Сейчас нежатся на пляже, пьют холодное пиво. А тут казенщина. Бумаги, протоколы, чужая боль, которую тебе как-то надо понять, принять, по возможности привезти к какому-то справедливому концу».

– Приехали из Красноярска погостить к дяде?

– Приехала и глазам не поверила, стою глазами хлопаю с чемоданом на площадке, а там чужие люди. Вот наверно придется остановиться в гостинице.

– Вы и милицию вызывали?

– Да конечно. Они проверили, развели руками. Все в порядке. Я имею в виду документы, а дядя то где?

– Так. Ну что! Заявление мы ваше принимаем. Будем по нему работать.

– А мне что делать?

– Я не думаю, что это расследование будет быстрое, если у вас других дел здесь нет, возвращайтесь наверно домой в Красноярск. Телефончик вы там свой написали. Будем держать вас в курсе. Может, найдется ваш родственник, жив и здоров.

– Вы в это верите?

– Всякое бывает, – уклончиво ответил Олег.

– Постарайтесь, пожалуйста!

– А вы значит, полгода назад с ним связывались в последний раз?

– Да дядя был нелюдимый, телефона у него не было, писем писать не любил. Я три письма, он в ответ одно, а тут и вообще замолчал ни слуху, ни духу. Я забеспокоилась. Но вот ждала, пока дадут законный отпуск. У нас строго в банке, люди за место держатся, про административный лучше не заикаться. Приехала,…а тут сами видите.

– Что ж. Все понятно. Есть у вас, я думаю его фотография дома?

– Да конечно.

– Вышлите мне ее на всякий случай или по факсу или на «мыло»…Возможно, понадобится. Мои данные все здесь. Вот, пожалуйста, – Родин подал скромную визитку, – Если вдруг дядя объявится, позвоните.

– Хороший у вас телефон. Легкий. Я запомню, – сказала девушка и с вызовом посмотрела на Родина захлопав ресницами.

– Ну, это лишнее, – смущенно улыбнулся Олег.

– Скучно, приехала вот в никуда выходит, – она томно посмотрела на Родина.

– Сходите куда-нибудь.

– Одна? Я и город ваш почти совсем не знаю, была пару раз…

Девушка тяжело вздохнула. Родин выписал ей пропуск. У дверей она еще раз обернулась и через плечо обиженно сложила губы трубочкой. Когда за ней, наконец, закрылась дверь, Родин усмехнулся: «Хороша племянница. Ничего ни скажешь, о дяде совсем не печалится. Хотя кто их этих женщин поймет, может это хитрый способ завязать отношения и подтолкнуть дело. Квартиры то на дороге не валяются, а она явно имела виды на нее. Вполне стройная версия и время провести и формализма избежать. Сразу двух зайцев убить. Все, же хорошо когда на тебя западают молоденькие! – Родин подошел к шкафу, открыл дверку, посмотрел на свое изображение, поправил волосы, – Катя, Катя, Катерина, в какой-то там песне поется про пуховую перину. Хороши красноярские барышни, не хороши, а старичка все равно искать нужно».

Первым делом пришлось опросить соседей по дому. Выяснилось, что Никодимов вел замкнутый образ жизни, но иногда мог запить на несколько дней, а, то и на неделю две. Соседи были не очень довольны образом его жизни. В период загула, на его квартире обычно тасовалась довольно сомнительная компания из собутыльников. Они досаждали шумом и криками, приходилось даже иногда вызывать наряд и успокаивать чрезмерно распоясавшуюся кампанию. Когда Никодимов не пил, вел себя скромно, почти ни с кем не поддерживал дружеских связей. Кивнет, поздоровается и быстрей к себе шмыгнет, а что там у него на душе, куда он делся в итоге, никто подсказать не мог.

Не успел Родин, как следует вникнуть в дело, как неожиданно от племянницы на третий день, поступил звонок, что в Красноярске получено письмо от якобы Никодимова, в котором тот сообщал о том, что проживает в настоящее время в райцентре Убинка.

– Катерина! Не частите. Я хорошо вас слышу. Меня мало интересует текст письма. Это личное. Лучше продиктуйте обратный адрес, а мы проверим, соответствует ли это действительности или нет.

Родин взялся проверить поступившую информацию. Командировка в райцентр Убинка представлялась заманчивой. По пути он планировал заехать к матери. Она жила в Чулыме. Это было не далеко. Железнодорожное сообщение шло как раз мимо его малой Родины. Но Клименко заартачился и командировку больше чем на день не подписал.

– Капитан! Я все понимаю. Мать это святое, но дел то, сам видишь, засыпались. Она нога там, другая здесь, выходные для этого есть.

– Ну, Владимир Георгиевич!

– Все я сказал. Выполняй. И вообще послал бы кого из оперов. Дело то плевое судя по всему.

– Да ладно. Сам съезжу.

Своим названием село было обязано расположенному в 12 километрах к северо-востоку озеру Убинкое. Оно было одним из самых крупных в области и скорей по численности приближалось к поселку городского типа. Это было одно из немногих сел что создавались не простым заселением людей, а по указу свыше. В средине 17 века, вышло распоряжение правительства о сооружении на проезжей дороге из Тары в Томск дополнительных зимовий и о заселении их крестьянами Томского и Кузнецкого уездов и перевода их в ямщики. Так появилось зимовье Убинское. Позже когда соорудили транссибирскую магистраль село значительно увеличилось. Земледелием почти не занимались, а в почете был извозный промысел, охота, рыболовство, работы по ремонту Сибирского тракта, строительство железнодорожного полотна.

Родин почти не плутал. Обойдя трехэтажную школу, он почти сразу увидел интересующий его дом. По указанному в письме адресу действительно проживал Никодимов и еще один пожилой мужчина.

– Следователь? Из города? – удивились старики, запуская его в комнату, – Проходите. Присаживайтесь.

– Никодимов кто будет из вас?

– Я, – сказал пожилой мужчина, с черной бородой и тусклыми глазами.

– Паспорт ваш? Покажите, пожалуйста.

Родин внимательно сверил изображение и на карточке с оригиналом. Постарел старик, сильно сдал, но сомнений не возникало, это действительно был Никодимов.

– А что случилось? – задал он вопрос.

– Племянница ваша беспокоится, куда вы запропастились.

– А Катька? Беспокоится. Скажете тоже. Не обо мне она беспокоится шельма! Ох! Заводная девка! Обломилась ей наверно квартира. Узнает, совсем писать прекратит. Беспокоится… как же…, – заворчал старик, протирая толстые очки несвежим носовым платком.

– Вот с этого места, если можно поподробней, пожалуйста. Как вы здесь оказались, кому принадлежит эта квартира?

– А вот! Угол я снимаю у Петухова Петра Петровича. Комната его. Уживаемся. Куда деваться. Тесно, но, да живы и ладно на этом.

– А что случилось с вашей квартирой на Театральной?

– Ну что? Что случилось… то случилось… и все тут… ничего не попишешь.

– Ничего я из вашего ответа я не понял?

– А что об этом говорить… нет ее.

– Продали?

– Можно и так сказать. Выходит, продал. Конечно, продал. Документ есть, вот покупатели еще не полностью рассчитались, обещались мне комнату купить. Жду. Мне что много надо.

– Деньги то где за нее?

– Маленько пропил, маленько подождать надо. Купят, если обещали.

– То есть все у вас нормально? Ни на что не жалуйтесь?

– А что жаловаться? Водка все треклятая. Если бы не она. И жизнь бы по-другому бы наладилась. Нет, не жалуюсь.

– Ну что же… счастливо оставаться. Извините за беспокойство.

– А чайка?

– Нет! Побегу. Дела. Всего доброго.

Родин поскорей вышел на улицу. В квартире неприятно воняло, и воздух был спертый, нехороший. Вздохнув полной грудью, он опять оправился на станцию.

Не смотря на то, что вопрос о пропаже можно было снять, Родину в этой истории все было как-то не по душе. На прямые вопросы он получал путаные ответы, которые, тем не менее, долго обдумывались Никодимовым. Это настораживало. Но лезть в душу, он не захотел.

Электричка была днем полупустая. Родин, сидя у окна и придремал, но вдруг услышал, как пьяная кампания начала приставать к девушке, очевидно студентке возвращавшейся в город от родителей. Эту четверку он заприметил, когда еще входил. Молодые развязанные, вели себя вызывающе. Очевидно местная шпана из Убинки. Вначале все было более или менее прилично, но постепенно