Шрифт:
Закладка:
«Когда ты гладкий и слабый — сможет» — экспертно подтвердил Потап. — «А когда мохнатый и красивый… и тощий, гы-гы-гы!»
— И пинающийся, — тонко намекнул я, на что медвежатина надулась, как Потап после праведного возмездия.
«Не сможет убить, когда ты беролак», — буркнула медвежатина. — «Но больно будет», — дополнил он.
Ну в общем, понятно, что штука жуткая. И понятно, что на особо лютых местных гадов: с не особо лютыми одарённые справятся своей магией, благо слабаков в отряде нет.
Кстати, артефакты от Квадрасека мне ощутимо помогали: я, как понятно, обернулся. А беролак жару переносит ощутимо хуже человека, ну и сносно. Влажно, пот сквозь шерсть пробивается, да и пастью время от времени дышать приходится: охлаждает, как ни забавно. Но в целом — сносно, я опасался, будет гораздо хуже.
Так и двигались, под рассказы Роба, прерываемые время от времени воплями: «НЕДОУМОК!» Ну и педагогическими воздействиями лёгкой и средней тяжести на косячника.
Пару раз нарвались на особо злобных навей: простые звери ощущались, следили, но не нападали. Причём Роб даже удивлялся, в положительном смысле, что «хорошо идём». И причина очевидна — моё почтенство. Здоровый, злобный и злостный зверюга, которого они, естественно, опасались. Но один раз на нас вынесло одержимого кабана-бородавочника, а один раз — одержимого же питона-удава, ну или ещё какого-то змеюка. Точнее, кабана-то вынесло, Роб пальнул из своего карамультука с бедра (и не улетел нахрен, что мои мысли об отдаче подтвердило), и на землю осыпались кости и пепел. Ну а дух, завывая, вывалился в навь. Его там, отожравшегося, точно сожрут. А вот с удавом получилось веселее: я как раз пытал Роба на информацию, и вот: паренёк гвоздит по какой-то фигулине мачетой, а фигулина не рубится.
— Не рубится, десятник Роб! — почти плачуще выдал паренёк.
А мы любовались башкой «фигулины», офигело наблюдающей с трёхметровой высоты, как его пытаются поделить. Выражение морды удава-нави было редкостно смешным, нужно отметить. Но понятно, что долго наблюдать он не стал, рванулся всем телом… И я опробовал револьвер в бою. Во всех смыслах: и в смысле убойности, и в смысле точности стрельбы из кобуры, и, что немаловажно, в скорости ныканья своей вундервафли в кобуру. Всё-таки распространения барабанного магострела я не слишком хотел в ближайшей перспективе.
И вышло удачно, во всех смыслах.
«Потому что ты мохнатый и красивый!» — наставительно отметил Потап.
С чем я не стал спорить: та же скорость выхватывания и прицеливания в «полуобороте», не говоря о просто человеческом теле, была бы ощутимо медленнее. А так — выхватил, спокойно и неторопливо (для себя) выцелил пасть удава, раззявленную в протестном действии, ну и скормил в эту пасть пулю. Мой дух, с присадкой огонька, навскую плоть не сжёг, но перекорёжил и зажарил, так что змеюк даже без судорог ссыпался на землю.
— Здоровый какой… никогда такого не видел, ваше почтенство, — почесал в затылке Роб. — А эк вы ловко, — покачал он головой, помолчал, набрал воздуха и стал орать на рубщика змей.
Ну а я орать, что это навь и некоторый провтык с моей стороны — не стал. Но забивать на мониторинг округи не стал.
Часов в пять остановились отдохнуть-пожрать. Я с облегчением перекинулся в человека: почти четыре часа в беролачьем облике было довольно тяжело, прям усталость ощущалась. И, перекусывая довольно вкусным и сладким сухпаем, прикидывал, что надрываться с оборотом мне явно не стоит. Действительно тяжело, побуду-ка человеком, с минимально-изменённными частями организма. А вот с дозором…
«Духов направь, шебуршень глупый!» — озвучил то, о чём я задумался, Потап.
— И так собирался, — просветил я мохнатого.
А ещё я увидел, с чего мы не брали воду. Как оказалось, в местной влажности деревья буквально брызжут водой.
— Только не каждое дерево можно пить, почтеннейший, — просвещал меня Роб, надрубая какую-то местную деревягу и наполняя котелок реальной струйкой. — И вы, недоучки, слушайте! — рявкнул он на расслабившихся было подчинённых.
Ну и рассказал про несколько видов деревяшек, сок которых легко доступен и можно пить. Реально можно: чуть терпко, отдаёт деревом, но вполне утоляет жажду и не отрава, оценил я. Отдохнули часок и выдвинулись: несмотря на мои намеренья не торопиться, ратники торчать в джунглях почему-то не хотели и собирались топать весь световой день. С чем я с трудом, но смирился.
Ну и в человечьем обличье стало полегче, почти не потел, несмотря на то что артефакты работали в четверть силы, начали «восстанавливаться». Но духи — помогали, давая даже несколько больший «охват окружения». Да и «ощущение зверя» ворчащий Потап мне оставил, уж чёрт его знает как. В общем, топали до сумерек, когда Роб начал водить руками и раздавать указания насчёт лагеря.
— Стой, Роб, — остановил я десятника. — И вы, прид… ратники. Отойдите за меня, — распорядился я.
Ну и просто стал изображать ранцевый огнемёт на магическом приводе. Аркубулюс подключился, ну и через пять минут перед нами было относительно сухое, правда, присыпанное угольками место. Ну а угольки и шибанувший раскалённый пар — технические накладки и пофиг!
В общем-то претензий мне никто и не предъявлял, а занялись раскладыванием брезентов, каких-то антизмеиных, антинасекомых и анти-прочее кругов. Кстати, вот я думал, что Лидари преувеличивала: ну есть какие-то жуки-комары, но терпимо. Да щаззз! Не успели толком расположиться, как на ограждение стройными рядами двинули всякие пакости. Сколопендры, жуки и прочая гадость. Верёвки с артефактами, которыми окружили место стоянки, вроде как их удерживали, но я пыхнул огоньком пару раз — раздражали.
Через четверть часа чуть ли не в центр лагеря шмякнулась ядовитая змеюка, причём когда я изволил жрать. Не отрываясь от чурчхелы я злобно шибанул огнём вверх, расчищая от лиан и веток пространство. И пеплом почти никого не присыпал, правда слегка подпортил себе настроение: в прожжённую дыру над нами ехидно заглядывала жёлтая луна. Ничуть не менее жёлтая и ехидная, чем на Зиманде.
Ну и хрен с ней, мысленно плюнул я, начав заползать под навес: как таковых, палаток никто не ставил, ткань на земле и ткань над нами, закреплённая на посохах.
