Вечером, когда Буш приехал в Будапешт, разразилась мощная гроза. Их с Барбарой отвезли прямо на площадь Кошута, названную так в честь предводителя потерпевшей поражение венгерской революции 1848 г., которая в свою очередь стала одним из центров восстания 1956 г. против господства Советов. Когда автомобильный кортеж примчался на площадь и встал напротив здания парламента, его приветствовало множество собравшихся здесь людей, что-то около 100 тыс., – и эта толпа была заряжена энтузиазмом, полна ожиданий, чему нисколько не мешали потоки воды с небес. Буш тоже был взволнован. Это был первый в истории визит американского президента в Венгрию[271].

Дождь шел все время, пока председатель Президентского совета Венгрии Бруно Штрауб на протяжении доброй четверти часа бубнил свою приветственную речь. Когда Буш, наконец, получил возможность говорить, он отстранил зонт и, не заглядывая в приготовленный текст, экспромтом произнес несколько фраз «от всего сердца» об изменениях, происходящих в Венгрии, и о ее настроенном на реформы руководстве. Как только он закончил свою речь, сквозь тяжелые тучи выглянуло заходящее солнце. Там был еще один особый момент. Краем глаза Буш увидел пожилую женщину возле подиума, промокшую до нитки. Он снял свой плащ (который на самом деле принадлежал одному из секьюрити) и накинул ей на плечи. Зрители ревели в знак одобрения. Затем Буш спустился к толпе, пожимая руки и раздавая наилучшие пожелания. Скоукрофт записал: «Между ним и толпой возникла совершенная эмпатия»[272].

На следующий день, 12 июля Буш следовал сценарию, похожему на тот, что был во время визита в Варшаву. Он с большой осторожностью следил за тем, чтобы его не связали слишком тесно с какой-либо оппозицией официальным партийным лицам. Конечно, его встречи наедине как с оппозицией, так и с представителями коммунистов, проходили за закрытыми дверями, а публично он выражал свою поддержку коммунистам-реформаторам, стоявшим во главе правительства. И все-таки различие в атмосфере между Будапештом и Варшавой было вполне ясным: Венгрия уже два десятилетия пользовалась «большей политической свободой – в ночных клубах разыгрывали сатирические сценки о правительстве – и обладала большей экономической энергией, при которой изобилие фруктов и овощей на продуктовых рынках было полнее, чем в какой-либо другой стране Варшавского пакта[273].

Во время своих переговоров с Бушем премьер-министр Миклош Немет подчеркивал свою твердую веру в то, что Венгерская социалистическая рабочая партия (ВСРП) сможет «обновиться и способна через выборы получить доминирующее положение в коалиции. Опасность состоит в том, что, если ВСРП проиграет, то оппозиция не окажется готовой править». Буш с этим согласился. В отношении «политической системы Венгрии» президент утверждал, что «принципы, озвученные премьер-министром, это как раз то, что и поддерживает Америка» и обещал, что он «не будет делать ничего такого, что способно осложнить процесс реформ». Настроенный на стабильность Буш полагал, что коммунисты-реформаторы лучше всего подготовлены для роли инженера, способного постепенно и успешно увести страну с орбиты Москвы[274].

В Венгрии – в отличие от Польши, где политическая ситуация была намного более неопределенной перед лицом выборов, – вопрос был не в том, будут ли проводиться реформы, а в том, насколько они будут быстрыми и на чьих условиях будут проводиться. В настоящий момент коммунисты-реформаторы осуществляют трансформацию и делают это уверенно. В международном плане у Венгрии тоже больше пространства для маневра, чем у Польши, имеющей стратегически важное значение для Советского Союза. В Будапеште знали и то, что им выгодно следовать за Варшавой в этом спуске со стапелей. Было очевидно, что Польша, взяв курс на реформы, определенно сумела уйти, оставаясь при этом в Варшавском пакте, и венгерские реформаторы тоже предпочли этот же путь – особенно после того, как Горбачев твердо озвучил свою антиинтервенционистскую позицию на саммите в Бухаресте (в 1956 г. Венгрия слишком далеко зашла, объявив о выходе из Варшавского пакта).

Поняв новые правила игры, венгры еще и хотели проверить пределы допустимого. Фактически они уже это начали, приступив к снятию колючей проволоки на границе. Имре Пожгаи, заместитель премьер-министра Венгрии при Немете, объяснял Бушу, что есть только два случая, способные повлечь за собой советскую интервенцию: «развязывание гражданской войны» или «провозглашение Венгрией нейтралитета». Последний представлялся ему маловероятным: он был уверен, что Венгрия сможет осуществить «мирную» трансформацию. И последнее просто «невозможно» для Венгрии: как и в случае с Польшей, членство Венгрии в Организации Варшавского договора не обсуждается, чтобы не провоцировать Кремль. Буш совершенно согласился с тем, что венгры не должны выбирать между Востоком и Западом. Что на самом деле важно, провозгласил тот, так это чтобы «советские реформы продолжались», и при этом Соединенные Штаты не должны «осложнять положение Горбачева и не затруднять осуществление венгерского курса»[275].

Буш нашел, что реформаторы здесь деятельны и заряжены энергией. В отличие от Польши, выглядевшей тусклой, перегруженной и обеспокоенной за свой новый политический плюрализм, Венгрия быстро открывалась на Запад, казалась действительно наполненной жизненной силой. И Буш дал это понять в своей речи в Университете Карла Маркса днем 12 июля. «Я вижу людей в движении, – сказал он. – Я вижу цвета, креативность, склонность к экспериментам. Сама атмосфера в Будапеште наэлектризована, насыщена оптимизмом». Буш хотел, чтобы его слова подействовали как акселератор процесса изменений, ведущих к многопартийным выборам, с тем чтобы страна не застряла на полпути. «Соединенные Штаты окажут поддержку, но не для сохранения статус-кво, а для продвижения реформ», – провозгласил он, прежде чем напомнить аудитории, что здесь, как и в Польше и во всем блоке, не существует простых решений: «Еще существуют остатки сталинистской экономики – огромные, неэффективные заводы и запутанная система цен, которую никто не может понять, а также масштабные субсидии, искажающие экономические решения». Но, добавил он, «венгерское правительство все больше передает дело управления магазинами управляющим, сельскими хозяйствами – фермерам. И творческие силы людей, однажды высвобожденные, станут создавать собственные импульсы. И это передаст вам, каждому из вас ваши собственные судьбы – и судьбу Венгрии»[276].

В духе этой возвышенной риторики президент, так же, как и в Варшаве, предлагал довольно скудную экономическую помощь: 25 млн долл. из фонда поддержки частных предприятий; 5 млн долл. для регионального экологического центра; обещание предоставления статуса «наиболее благоприятствуемой нации», как только Венгрия либерализует свое эмиграционное законодательство. Кроме того, он много говорил о направлении делегации волонтеров Корпуса мира для обучения венгров английскому языку[277].

Его аудитория прослушала всю речь спокойно, но внимательно. Самым эмоциональным моментом стали комментарии Буша на тему «злого символа разделения Европы и изоляции Венгрии» – заборов из колючей проволоки, которые, как он сказал, «скатаны и скручены в рулоны». Буш пафосно провозгласил: «Впервые Железный занавес начали снимать… И Венгрия, ваша великая страна, пошла впереди». Что еще