Наконец она сама предлагает сделать остановку. Это отличный повод, чтобы понять ее намерения. Мне нужны ее эмоции, слова, мысли, ведь я наполнен чем угодно, только не желанием раскрасить ее жизнь радужными красками.

— Нужно поспать. Иначе мы просто разобьемся, — говорит она, и голос ее дрожит.

— Боишься? — произношу вслух, но думаю совсем о других вещах. О том, что ее жизнь и так разбита, а я собираюсь станцевать босиком на ее осколках.

Вокруг нас привычный дорожный пейзаж, но, кажется, все это ей в диковинку. Алиса и сама диковинка — в ее зеленых глазах отражается вся изнанка не только моих истинных намерений, но и несоответствие нашего с ней притяжения. По сравнению с ней я глубокий старик, всю жизнь проведший в разврате и пошлых пирах. Пытаюсь найти подтверждение того, что и она не святой агнец, потому что в этом случае все стало бы на свои места. Пожалуй, это единственное, что мне необходимо — знать, что это всего лишь игра. Тонкая, хитрая игра. Ведь если это не так, то я даже не знаю, что нас ждет.

— Пойдем. Если уж отдыхать, то в нормальных условиях, — предлагаю единственное, что приходит в голову.

Она стоит передо мной с пакетом пирогов как долбаная Красная Шапочка посреди леса, полного волков. Ее хочется обнять и плакать, но я лишь усмехаюсь, глядя на то, как расширяются ее зрачки. Да уж, отдыхать в моем понимании — это совсем не то, о чем ты подумала, Алиса.

— Кто знает, может, это единственная возможность решить наши проблемы раз и навсегда, — говорю я, чтобы еще больше сгустить темные краски. И тут же решаю: — Или… Видишь остановку?

Через пять минут окончательно и бесповоротно становится ясно, что она никуда, ни-ку-да! от меня не денется. Дыхание перехватывает, будто я залпом выпиваю стакан ледяной водки — еще немного, и меня понесет как тунгусский метеорит через тьму и расстояния. Чтобы потом, разумеется, шваркнуть со всей дури о мерзлую землю.

Мне нравится то, что она слушается меня, и в то же время бесит это обстоятельство. С самого начала Алиса вызывает во мне внутренний протест, который мешает принимать четкие и выверенные решения.

Слышу ее шаги за своей спиной.

В мотеле воняет краской и китайской лапшой. Алиса останавливается в дверях. Я слышу ее судорожный вздох.

Подхожу к стойке и беру номер на сутки. Здесь все по-простому, без записей и за наличку. Следующая моя просьба звучит не менее буднично:

— Скажите, где тут у вас можно приобрести пачку презервативов?

Женщина за стойкой бросает едкий взгляд на Алису, и меня раздирает от желания увидеть ее лицо в этот момент. Но я спокойно жду. Такие вопросы здесь в порядке вещей. А интерес дежурной, вероятнее всего, вызван тем, что всех местных проституток она знает в лицо.

— На заправке, — цедит регистраторша, хотя я уверен, что у нее под столом их целый ящик.

— У меня к вам просьба — не беспокоить нас до завтра, — отвечаю с самой милой своей улыбкой и протягиваю Алисе ключ с пластиковым квадратом, на котором обозначен номер. — Я быстро. Туда и обратно.

От прикосновения к ее прохладным пальцам меня простреливает насквозь.

Я хочу, чтобы Алиса использовала свой последний шанс, чтобы уйти. Господи, сколько раз мне еще придется думать и говорить об этом?!

За своими мыслями я даже не замечаю, ни как оказался на заправке, ни как вернулся в мотель.

Алиса в номере — сидит на краешке дивана, со сложенными на коленях руками и прямой спиной.

Включаю дешевый кондиционер, в номере душно, потому что солнце жарит в окна с самого утра. Бросаю пачку презервативов на стол и сразу же иду в душ.

Глаза наконец получают долгожданную свободу от линз, а я наслаждением промокаю лицо полотенцем. Выхожу и смотрю на подрагивающие изящные пальцы Алисы:

— Раздевайся.

Едва заметное движение ее головы в мою сторону убеждает, что она услышала и поняла меня. Она встает. Ничто не выдает ее волнение или страх.

Как бы я ни старался, вывести из себя Алису просто невозможно. Тут в лепешку расшибаешься, а она продолжает парить в туманах, едва касаясь земли, погруженная в собственные мысли.

Фея с Кассиопеи, блин…

Все время думаю о том, что влезаю во что-то настолько гиблое, что впору позаботиться о собственной панихиде и завещании.

Я бы завещал тебе себя, Алиса.

Потому что быть рядом с тобой смертельно опасно.

И лучше бы тебе уйти прямо сейчас. Пока я еще в состоянии закрыть за тобой дверь.

— Я жду, Алиса.

Она отворачивается и приподнимает нижний край майки.

Брюки немного великоваты, поэтому резинка свободно лежит на ее бедрах. Я вижу тонкие косточки и плоский, даже чуть впалый живот. Она тянет одежду вверх вместе с волосами. Яркий солнечный свет золотит тонкую кожу на проступающем рельефе ребер.

Я делаю осторожный шаг, чтобы получше рассмотреть ее. Пока Алиса путается в рукавах, успеваю разглядеть короткий черный трикотажный топ, плотно облегающий грудь. Одна лямка съезжает с ее плеча, и я с шумом втягиваю воздух. Затем медленно выдыхаю и нагибаюсь к дорожной сумке. Порывшись, вынимаю чистую футболку, которую взял на всякий случай и не успел воспользоваться.

— Вот, надень, — протягиваю и с трудом сдерживаю усмешку, глядя в распахнутые зеленые глаза.

Ее ресницы взлетают вверх, а щеки заливает румянец. Словно она не дочь своего отца, а тургеневская девушка со страниц романа девятнадцатого века.

Типа, она Маша, а я Дубровский.

За последние дни я вспомнил херову тучу литературных героинь, начиная с