Машинально закрываю живот ладонями.

Я беременна, поверить в это не могу.

Нет, я знаю, как это случилось. Знаю, что мне надо было думать головой в свой первый раз. Я ведь все-таки будущий врач, я знаю все о последствиях незащищенного секса.

Но каждый раз, когда эта мысль всплывает в моей голове… Все это как будто не со мной.

— Кто я вообще в твоих глазах? — острый, словно бритва, голос режет меня. Яр сразу весь напрягается.

— Человек, который удерживает меня силой, — шевелю холодными губами.

— Отлично, блядь. И все?

— Все.

Яр разворачивается спиной ко мне, а через секунду на пол летят осколки разбитого зеркала. Он встряхивает руку, я замечаю кровь на разбитых костяшках. Дергаюсь в его сторону, чтобы, смешно сказать, помочь с первой помощью, но вовремя прижимаюсь к стулу.

Пора взрастить границы между нами. Давно нужно было это сделать.

Я остаюсь одна в комнате, Яр выходит на улицу. Привлекательные до этого пирожки теряют весь свой шарм, аппетит пропадает моментально.

Провожу языком по губам, морщусь, задев маленькую ранку на нижней. Там, в машине, я сдавила зубы на ней так сильно, что у меня пошла кровь. Как раз в тот момент, когда Яр произвел первый роковой выстрел.

Прикусила, чтобы не закричать.

Дом внутри выглядит уютно, если не считать слоя пыли на горизонтальных поверхностях. Я не знаю, где здесь вода и чем можно было бы стереть серые пылинки, поэтому даже занять себя ничем не могу. Сижу с прямой спиной и смотрю на круглые часы перед собой.

Тик-так.

Тик… Так…

Каждая минута тянется до ужаса медленно. Кроссовки на ногах жмут мне, они меньше примерно на размер, так что я развязываю шнурки и сбрасываю их. Шевелю онемевшими пальцами.

Примерно через двадцать минут естественные потребности организма дают о себе знать.

Я банально хочу в туалет.

Терплю до последнего, дышу часто. Осматриваю первый этаж в поисках. Нет, нужду справляют здесь явно на улице.

Придется мне вновь столкнуться с Ярославом.

Входная дверь поддается сложно. Я наваливаюсь на нее всем весом, в итоге на улицу выкатываюсь практически кубарем. Чуть не запинаюсь о высокий порог.

— Возьми куртку в доме, погода испортилась, — меня тут же встречает строгий голос.

— Ты в футболке, — замечаю язвительно.

— Я мужик, Лия, могу хоть в трусах сидеть. Куртку возьми, — повторяет с раздражением, крутит телефон в руках.

Я хватаю первую попавшуюся с вешалки, продеваю руки в огромные рукава. Меня сразу окутывает теплом, кожу перестает морозить. На улице и правда похолодало, до этого я не замечала опустившуюся температуру.

— Что ты хотела? — окликает меня Яр, когда я снова высовываю нос и показываюсь на крылечке.

Я мнусь, тереблю поломанный бегунок.

Почему он сам не может догадаться? Явно ведь я не для сердечного разговора вышла.

— В туалет хочу, — бурчу сквозь зубы.

Яр кивает куда-то влево, я прослеживаю траекторию и замечаю небольшое деревянное строение. Ковыляю к нему.

Ноги отекли, мне едва удалось втиснуть их обратно в кеды. Отрастила лапу, блин.

Мое ожидание в качестве привычной деревенской ямы не оправдывается, у Яра здесь вполне современные условия, даже запаха никакого нет.

Откуда вообще у него дом в такой глуши? Очередное убежище на чрезвычайный случай?

Интересно, а соседи в курсе, что за элемент у них здесь обитает?

Обратно я ковыляю уже сложнее. Боже, да лучше босой ходить, чем терпеть такие мучения.

Переваливаюсь с ноги на ногу, закусываю губу, когда на очередном шаге большой палец упирается в преграду.

— Ты ногу подвернула? — Яр сводит брови к переносице, откладывает телефон и поднимается. Разминает шею, а потом начинает идти мне навстречу.

— Я сама дойду, — угадываю его мотивы. — Кеды жмут.

— Почему сразу не сказала? — он хмурится сильнее.

— Была рада, что у меня есть хотя бы они, — я дохожу до лавочки и занимаю самый край. Не хочу обратно в дом, тут хоть свежий воздух поможет отвлечься. В голове перестанет давить.

Взгляд то и дело падает на поврежденную руку Яра. Он вот так просто разбил зеркало, а сейчас делает вид, будто ничего не произошло. Хотя, наверное, ссадины на костяшках для него дело привычное. Чему я вообще удивляюсь…

— Зачем ты здесь села? Замерзнешь же, — он разглядывает меня. Его глаза то и дело задерживаются на моем животе. — О себе не думаешь, так хоть о ребенке подумай. На улице нихера не солнечно.

Вздрагиваю от грубости. Он не привык себя сдерживать, особенно когда злится.

— Я сама разберусь, что делать. Или мне теперь беспрекословно во всем тебе подчиняться?

— Кудряшка… — тихо, но с нажимом, рычит в мою сторону.

— А что не так? С похитителями ведь не принято спорить, иначе можно остаться без еды и воды. Или без пальца.

Если бы здесь было еще одно зеркало, Яр разбил бы и его.

Вместо этого он в два шага подскакивает ко мне. Полы распахнутой куртки оказываются в его кулаках, он дергает меня на ноги и встряхивает. Не слишком сильно, но дыхание от всей этой резкости все равно сбивается.

— Ты чего добиваешься? Хочешь, чтобы я тебя ударил? — взрыкивает мне в губы, я стою на носочках. — Так не будет этого, стерва ты малолетняя. Я умею держать себя в руках, даже если мне очень часто хочется свернуть тебе шею. Как цыпленку.

— Играешь в благородного? — выплевываю, давлю ладонями ему на грудь. Противно. Мне противно от всего этого.

Он говорит одно, пытается убедить меня в том, что хочет защитить, а в итоге не дает мне даже просто позвонить отцу. Я по-прежнему всего лишь пешка в игре конкурентов, только теперь еще более уязвима.

Я бы никогда не сделала аборт. Не смогла бы убить маленькую жизнь в себе.

Я буду любить этого ребенка. Если ему удастся появиться на свет…

— В дом пошла, — Яр разворачивает меня и толкает в сторону крыльца. — Приду через пять минут. Будем, блять, опять разговаривать.

Убегаю в дом, пока Яр не разозлился еще сильнее. Мне даже любопытно, в чем еще он попытается меня убедить.

Я больше не верю ему.

Странно осознавать, что я еще совсем недавно таяла в руках Яра и просила его прикосновений, а сейчас хочу отодвинуться от него как можно дальше. Расстояния в полтора метра недостаточно.

Он сидит напротив меня за столом и настойчиво молчит. Ждет, когда я откушу от чертового пирожка, потому что это было его условием. Я, видите ли,