Шрифт:
Закладка:
– Нельзя торговаться в таких случаях.
Я подумал, что торгуйся не торгуйся, а все равно ничего не изменится.
Со стороны гостиной послышался рев. Долгий, протяжный, болезненный.
– Это кто? – спросила Лерка.
– Она. Превращается. Наверное, это очень больно – превращаться. Все растягивается…
– В кого она превращается? В белую кошку?
– Нет, не в кошку. В кошку она легко превращается, быстро. Значит, сейчас она превращается во что-то другое…
– Во что?
Я не знал. И не очень-то хотел знать.
– Послушай, Лер, – сказал я, – если у нас часть ее книги, она не может ни в кого превращаться.
Лерка промолчала. Она протянула руку и подкатила к себе гантель. Подняла и положила к себе на колено. Лерка была сильной.
– Если бы у нас была целая книга, – Лерка постучала по полу, – тогда бы все… А так… Может быть, она только какую-то маленькую часть своих возможностей утратила? Но эта возможность ей важна, она хочет ее вернуть…
Рев повторился. Лерка приложила ладони к ушам.
– Лерка, а поедем на Черное море с нами?
– Да иди ты со своим Черным морем, – устало ответила Лерка. – Я в Новую Зеландию хочу. Там хорошо.
– Знаешь, Лерка, – улыбнулся я. – Не хочу тебя расстраивать, но в Новую Зеландию ты вряд ли попадешь.
– Почему это? Потому что я отсюда не выберусь?
– Потому что у тебя денег не хватит. До Новой Зеландии на электричке не доедешь!
– У меня родители сейчас в Новой Зеландии, – сообщила Лерка. – Они там на маслозаводе опыт передают.
– Какой еще опыт?
– Масло вологодское учат новозеландцев делать. Новозеландцам оно очень понравилось. Так что я там через месяц уже буду. – Лерка показала мне язык, но в темноте его было видно плохо.
Я позавидовал.
– А твой телефон нельзя починить? – спросила Лерка.
Я покопался в обломках трубки. Ничего. Даже батарея и та была расплющена.
– Мертв, – я забросил куски пластика в угол. – Восстановлению не подлежит. А другой? Я же тебе давал?
– Внизу забыла. А дверь крепкая?
– Крепкая. Долго будем мучиться.
– До утра, может, выдержит? А утром дедушка посмотрит, что меня нет, и станет меня искать…
– Опять же не хочу тебя расстраивать, – сказал я, – но мне кажется, что Костриха направилась прямиком в гараж. А в гараже отличные топоры. Против такого топора ни одна дверь не выстоит. Так что скоро…
В гостиной что-то громко хлопнуло. Потом тяжело заскрипела лестница. Будто по ней поднимался медведь. К нашей комнате приближались шаги.
– Что это? – насторожилась Лерка.
– Это она. Вернее, оно.
– Оно?
– Существо, в которое Костриха обернулась. Может, волк, но скорее всего пантера. Пантерой удобнее… Я если бы мог в кого-нибудь превращаться, превращался бы именно в пантеру. Зубы, когти, может и бегать быстро, и лазать. Универсальная форма.
– А почему она раньше не превращалась в пантеру? – Лерка упиралась в кровать ногами. – Почему только в кошку?
– Тут все ясно. Представь, что она по улицам стала расхаживать бы в виде настоящего зверя… Тут уж никто не смог бы терпеть. К тому же… Я читал книжку про оборотней. Чтобы стать зверем, им надо напиться человеческой крови. Причем свежей. И чтобы обратно – тоже. А кошка…
– Ты думаешь, что она попробовала крови?
– Наверное. Что касается кошки…
– С кошкой понятно, – перебила меня Лерка. – Говорят, что когда девушку посвящают в ведьму, то другие ведьмы смотрят ей в душу и узнают, какой зверь там живет. Потому что в каждом человеке живет зверь, в каждом свой. И этого зверя любая ведьма может выпускать, когда захочет. То есть если в душе кошка, то в любой момент ведьма может обернуться кошкой, если ворона, то вороной, а если собака, то собакой. В Кострихе, наверное, живет белая кошка…
– Это ее тотемный зверь, – сказал я по-научному.
– Тотемный?
– Угу. Знаешь, всякие дикие племена, те, что живут на Амазонке, они считают, что все люди произошли от разных животных. И эти животные проявляются в чертах характера, их нельзя убивать, оскорблять, ну и так далее. Значит, у Кострихи тотемный зверь – кошка…
Шаги остановились напротив нашей двери. Стало тихо-тихо. Потом бах, удар в дверь. Мощный, дверь выгнулась внутрь. Замок вылетел. Дешевые петли из порошкового металла лопнули пополам.
Но дверь, укрепленная кроватью, выстояла.
Лерка взвизгнула.
– Пошла вон! – заорал я.
За дверью было тихо.
– Она… она ушла? – прошептала Лерка.
– Она там, – ответил я. – Она там, и она ждет.
В дверь снова ударили. На этот раз удар был не такой сильный. Но верхняя петля разошлась окончательно.
После удара наступила тишина.
Я встал рядом с кроватью и поднял гантель.
Из-за двери послышалось рычание.
– На чердак нам не выбраться? – спросила Лерка.
– Не-а… А даже если и выберемся – ничего не сможем сделать…
– Думай! – шептала Лерка. – Думай, ты же мальчик, в конце концов.
Дверь вздрогнула, в щель протиснулась лапа. Я схватил гантель и со всей силы долбанул ею по лапе. Коготь хрустнул и сломался с мерзким звуком. Кажется, это снова была правая лапа.
Тварь заревела и втянула конечность. Я прижал дверь, снова придвинув кровать, бросил гантель на пол.
За дверью опять зарычали. Я сел на кровать. И тут мне в голову пришла идея.
– Надо спускаться по стене, – сказал я. – Только так можно уйти. Прыгать высоко, да и Катька не спрыгнет. Сделаем веревку.
Я сдернул с кровати покрывало. Ножика не было. У Лерки тоже. Я взял гантель, подошел к окну. Залепил стекло скотчем, стукнул железякой. Стекло не разбилось.
– Органическое, – я ударил еще и снова бесполезно. – Не разбить.
Я оглядел комнату. Глаза окончательно привыкли к темноте, видно было хорошо. Ничего стеклянного или острого. Кроме…
Дверь опять дрогнула. Рама затрещала, из-под косяков посыпалась штукатурка.
Я подошел к компьютеру.
– Ты что, собираешься… – начала Лерка.
Но по-другому было нельзя, я накрыл монитор одеялом и стукнул гантелью по экрану. Монитор звякнул. Я сдернул одеяло. Из экрана просыпалась мелкая стеклянная пыль, экранное стекло раскололось на разнокалиберные куски, армированные какими-то тонкими нитями, я выковырял самый длинный. Обмотал кусок скотчем. Получился острый, как бритва, кинжал.
– Держи покрывало, – попросил я Лерку.
Лерка растянула покрывало, я разрезал его самодельным ножом на несколько длинных полос. Затем мы разрезали простыню, пододеяльник и даже наволочки. Я свернул получившиеся полосы жгутами и связал их в длинную веревку. Закинул конец на люстру, повис. Веревка держала.
– Спустимся вниз, – я поднял оконную раму. – Сначала ты. Потом я спущу Катьку. Затем слезу сам…
Удар в дверь.
Через окно в комнату ворвался ночной дождь, он приятно холодил. Я закрепил веревку за батарею