Шрифт:
Закладка:
И моё представление о мире заключается в том, чтобы раздеть её. Вот и всё. Конец истории.
— Так почему я? — спрашивает она, тыча меня в бок указательным пальцем.
Чёрт, она настырная. И хорошенькая. Очень хорошенькая. Без макияжа, тёмно-русые волосы собраны в хвост на макушке, кожа чистая и гладкая, эти вопрошающие глаза смотрят на меня в ожидании… чего? Что я дам ей надлежащее объяснение?
Как я могу это сделать, если сам не понимаю своих мотивов?
— Потому что ты очень трахабельна? — я вздрагиваю в ту же секунду, как слова слетают с моих губ, а она смотрит на меня. По вечерам в четверг девушки в баре трижды упиваются в восторге, стоит мне сказать, что они сексуально привлекательны. Они каждый раз попадаются на эту удочку.
В воскресенье утром в «Старбаксе» зубрежка для теста статистики… Кажется, «трахабельность» не работает.
— В твоих глазах я какая-то грязная плюшевая игрушка. «О, она так восхитительно трахабельна», — Александрия морщится.
— Может, просто неудачный выбор слов, — начинаю я, но она обрывает меня.
— Ты думаешь?
— Уверен, — подчеркиваю я. — И беру свои слова обратно. Ты не трахабельная.
О, вы только посмотрите. Выражение её лица меняется, она выглядит совершенно грустной из-за того, что я взял назад своё грёбаное замечание. Решайся, красавица. Ты либо хочешь моего внимания, либо нет.
— Вы двое ссоритесь? — спрашивает Келли, усаживаясь обратно на своё место.
— С меня хватит, — Александрия вырывает у меня свою книгу и захлопывает её, затем засовывает в рюкзак. — Либо я усвоила материал, либо нет. Спасибо за помощь, Тристан, — выдавливает она, даже не потрудившись взглянуть на меня, когда встаёт. — Увидимся завтра на занятиях, Келли.
Она вылетает из «Старбакса» прежде, чем мы с Келли успеваем что-нибудь сказать, чтобы остановить её.
— Это было странно, — медленно произносит Келли, потягивая свой напиток. — Что только что произошло?
— Ну, не знаю, — я смотрю на дверь, желая, чтобы она вернулась. Желая большего, чтобы я мог последовать за ней. Но я не бегаю за девушками. Не таким образом. Завоевание происходит, поскольку они сами приходят ко мне. Я притягиваю их, как мёд пчел. Это просто. Улыбаешься, говоришь что-нибудь кокетливое, бросаешь намёк, смотришь им в глаза, прикасаешься к ним и бац. Они твои на ночь. Иногда они хотели бы быть твоими после ночи, но я никогда не позволял дойти до этого момента. Не совсем. Если только они не сумасшедшие и не мечтают о свадьбе с первого взгляда, как встретят тебя.
У меня была одна такая на первом курсе. Самая страшная херня на свете. Она меня практически преследовала. Гейбу и Шепу это показалось забавным.
Они такие.
— Ты ляпнул что-то, что её обидело, — Келли заявляет об этом, не спрашивая, как это сделал бы нормальный человек.
— Не знаю, — вскидываю руки в воздух, разочарование течёт по моим венам. — Её трудно понять.
— То же самое она говорит о тебе.
Я замираю.
— Она говорит обо мне?
Келли кивает, всё ещё потягивая свой напиток. Книга статистики лежит между нами, совершенно забытая. Теперь, когда Александрия ушла, у меня нет желания помогать. Я даже не хочу смотреть на эту дурацкую книгу.
Прости, Келли.
— Что ещё она говорит обо мне? — любопытствую я, когда Келли ничего больше так и не сказала.
— Ничего особенного. Она пытается устоять перед тобой.
Да неужели.
— Ей нравится Стивен, но она не заинтересована в нём.
— И с чего ты это взяла?
Келли выгибает бровь.
— Ты боишься, что Стивен может увести её у тебя из-под носа?
— Да некого там уводить! В этом смысле она меня не интересует, — брови Келли поднимаются ещё выше. Как она это делает? — Я серьёзно. Стивен хочет покупать ей цветы, приглашать на свидания и сделать своей девушкой. Я же просто хочу раздеть её и заняться с ней потным, потрясающим сексом.
— Обычно, ты не тратишь столько времени, добиваясь какой-то девчонки, — замечает Келли. — Ты ведёшь себя не так, как обычно.
— А как вообще обычно?
— Если мы говорим о тебе? Ну, давай посмотрим, — она постукивает пальцем по поджатым губам, обдумывая мой вопрос. Я практически ёрзаю на стуле. Не хочу слышать ничего такого, особенно от Келли, которая наблюдает за мной уже некоторое время. — Одна девчонка за другой, по одной на каждую ночь недели. Немного капризный, очень ворчливый, постоянно подкалывающий своих друзей, когда те решают остепениться.
Я не смотрю на неё. Она права.
— У меня такое чувство, что, когда вас было трое против всего мира, вы были счастливы. Вас это устраивало. Вы были в своей стихии, — Келли замолкает, я поднимаю взгляд и понимаю, что она смотрит на меня с… — сочувствием в глазах? Да ладно. Теперь у меня больше тёлок, чем когда-либо, когда приходилось делить их с Гейбом и Шепом. — Они променяли тебя на отношения, и ты с трудом с этим миришься. Одинокий волк среди всех этих слюнявых девушек, выстроившихся в очередь, желая получить кусочек тебя.
— Так вот как ты это видишь?
— Вроде того, — соглашается она. — И это всё, что ты видишь, когда смотришь на Алекс? Очередную крепкую попку?
Нет. И это самое страшное. Но я бы никогда не признался в этом Келли. Она не поймёт. Или побежит и расскажет Александрии. К чёрту это. Если я не наберусь смелости признаться в этом, то никто другой не сделает этого за меня.
Меня тут же бросает в пот. Мне действительно нравится Александрия? В том смысле, хочу ли я проводить с ней время, выходящее за рамки обычного траха на один раз?
Да.
Нееет. Я в это не верю. Я не могу в это поверить. Моя позиция против отношений всё ещё в силе. Я такой же, как отец. Моя мама повторяла это не раз, пока я рос. Он порядочный парень, трудолюбивый до одержимости. Иногда немного чёрствый. Ему трудно проявлять привязанность. Будучи загнанным в угол, он будет шутить, но в его словах будет столько иронии, чтобы заставить вас почувствовать себя дерьмом. Уверен, что если бы я связался с девушкой, то, скорее всего, в конечном итоге обращался бы с ней так же, как папа обращался с мамой. Отталкивая её, заставляя пить, толкая в объятия другого мужчины, ввергая в безумие.
Я не могу этого допустить. Я отказываюсь это делать.