Шрифт:
Закладка:
Мистер Икс был слеп от рождения.
– Быть может, вы наконец пожелаете со мной это обсудить? – выпалил он внезапно, пока я его вытирала.
– Что обсудить?
– То, что вы не желаете со мной обсуждать.
– Если я не желаю с вами что-либо обсуждать, то я и не стану этого делать.
– Мисс Мак-Кари, есть вещи, которые мы можем делать вопреки нашему желанию.
– Эта вещь не из таких.
– Ах, но то, что вас мучает, было именно из таких. – Я остановилась и посмотрела на моего пациента. Он на меня не смотрел. Голос его звучал мягко. – Вы можете перестать видеть кошмары в любой момент, уверяю вас, мисс Мак-Кари.
– Так вы теперь шпионите и за моими снами?
– Нет, вы просто оставили дверь открытой: любой может наблюдать за вами снаружи. Но, повторяю, вы можете перестать себя винить в любой момент. – (Я ничего не сказала и надела на него чистую рубашку.) – Пожалуйста, пересадите меня в кресло, – попросил он.
Этот предмет мебели был кожаный (кожа почти утратила цвет от долгого использования), с высокой спинкой – выше, чем спинка кресла честерфилд; кресло мистера Икс всегда было обращено к окну и отвернуто от двери. Помимо названных предметов, в комнате помещалось не так уж много: комод, ночной столик, два стула и камин в дальней стене – в нем, как усталым тоном поведала мне служанка, засорилась труба. Мы могли бы использовать жаровню, но ничто не предвещало сильных холодов.
Я завязала на его талии маленький халатик (такой мог бы носить подросток), подложила на кресло подушку и на руках перенесла моего пациента. Он почти ничего не весил. Мистер Икс вздохнул от наслаждения, когда я усадила его в кресло, точно куклу на полку.
– Дорогой мой друг, – произнес он, поглаживая кожу. – Как же мне тебя не хватало…
Я не могла себе представить мебели более затертой, чем это кресло, но промолчала.
И тотчас уставилась в пол. Я помнила, что совершила свое непростительное деяние в другом помещении, уже после кратковременного переезда мистера Икс, но кресло при этом присутствовало. Немой свидетель обвинения.
Я сдержала приступ рыданий и сошла с ковра.
Потому что мистеру Икс не нравилось, когда плачут над ковром.
– Мисс Мак-Кари, – промурлыкал он, устраиваясь поудобнее, – мы проводим полжизни, виня себя за то, что делаем, а вторую половину – делая то, чего делать не хотим…
– Вам тоже есть за что себя винить, сэр, – отозвалась я, и слезы прорвались наружу.
– За что же?
– Вы хотели, чтобы я стала вашей личной медсестрой.
Я плакала вдалеке от него, в одиночестве, как того и заслуживала. Он ответил устало:
– Это лучшее решение, какое я принял за всю свою жизнь. Только вообразите, как было бы скучно без таких вот сентиментальных моментов, когда я вынужден вас утешать. – Шутка его не возымела эффекта, и он заговорил мягче: – Все будет хорошо. Хватит винить себя за то, что совершили не вы…
Я не знала, как ему объяснить, что дело не в этом. Не в моем поступке, а в наслаждении, которое он повлек за собой. Мое наслаждение – это нечто чуждое, вложенное в меня Десятью? Или они всего-навсего раскрыли его внутри меня? Отчего этот человек, столь проницательный в расшифровке загадок, оказался настолько слеп перед противоречиями такого простого ума, как мой? Мистер Икс подождал, пока я успокоюсь, а затем продолжил своим обычным тоном:
– Как бы то ни было, когда они попытаются в следующий раз, им не застать меня врасплох…
От этих слов мои слезы разом иссякли.
– Вы думаете, они снова попытаются? Убить вас?
– Ну разумеется. Они задались этой благой целью на нынешний год. Конечно, они больше не станут действовать через вас. Наверно, придумают еще более изощренный способ. Но в моем лице они столкнутся с противником как минимум не ниже себя, если использовать выражение доктора Понсонби.
Я была ошарашена. Признаюсь, когда мой пациент изъявил желание вернуться в Кларендон, я тешила себя надеждой – возможно, нелепой, – что мы сможем все начать сначала. Начнем так, как все должно было сложиться, когда я приехала в это самое место и вошла в эту самую комнату три месяца назад, сотрем все, что произошло потом, – как вычеркивают текст вроде того, что я пишу сейчас: сотрем Убийство Нищих, жестокого Генри Марвела Младшего (он же мистер Игрек), члена «Союза Десяти», заместившего собой беднягу доктора и едва не покончившего с нами, сотрем театр, перевернувший всю мою голову.
Особенно это последнее. Театр со щекоткой.
Вы меня извините, если я признаюсь? Я верила, что имею полнейшее право наконец-то исполнять свою скромную работу медицинской сестры, обыкновенной и заурядной, заниматься своей мирной успокоительной профессией. Потому что в сравнении с тем, что я пережила за последние три месяца, кровотечения, ампутации, клизмы и даже трепанации черепа представлялись мне такими же скучными, как полировка серебряного канделябра.
А теперь это невозможное создание беззастенчиво наслаждается своими прогнозами.
– Да-да, они попробуют меня убить… И не только меня, но еще и моего оксфордского друга…
– Того человека, которого вы собирались навестить?
– Да, именно.
– Вы никогда о нем не рассказываете.
– Потому что хочу, чтобы он сам о себе рассказал. Не может быть лучшей рекомендации, чем его собственные слова, скоро вы в этом убедитесь.
В одной руке у меня было ведро с водой, в другой вчерашнее белье. Но тут я остановилась.
– Вы имеете в виду, что ваш друг приедет сюда?
– Совершенно верно.
– Почему вы мне не сказали раньше?
– Я дожидался подтверждения. Он поселится в соседней комнате. Нам обоим грозит опасность, и я хочу, чтобы он находился рядом.
– Соседнюю комнату занимает мистер Арбунтот.
– Занимал, – уточнил мистер Икс. – Помните, Понсонби навещал меня в больнице? Я его попросил, и он согласился. Мне неизвестно, каким образом Понсонби все устроил, но мой друг поселится здесь. Какой сегодня день?
– Пятое сентября, понедельник.
– Он приедет завтра. – Мистер Икс соединил подушечки своих маленьких пальчиков. – История моего друга – это причина, по которой мы познакомились, а также причина менее счастливых событий. – Мой пациент скривился в гримасе, которую только он сам мог воспринимать как улыбку, хотя на самом деле такое выражение на яйцевидном лице с разноцветными глазами заставило бы любого ребенка вопить от ужаса.
Я крепко призадумалась. Вид у меня был как у кромешной дуры, но вот вам одно из преимуществ работы со слепцом. Все эти новости в первый