Шрифт:
Закладка:
У дяди Анджея имелось множество друзей. Ни разу никто из них не допустил в сторону Саймона каких-либо шуточек или намеков. Ни разу не упоминалось о том, что молодой человек мог бы пересмотреть свои взгляды на жизнь. Самому будущему курсанту стукнуло на тот момент лет пятнадцать, и вкусы его, как ему тогда казалось, уже вполне сформировались. Казалось, конечно, ошибочно, но общая тенденция просвечивала ясно: в будущем Саймон вполне мог стать новым «племенным жеребцом» Семьи. Когда подобные безрадостные мысли накатывали на подростка, дядя Анджей молча вручал ему гарпун – и они плыли куда-нибудь за риф, ловить массивных тунцов и проворных марлинов.
Именно на марлина походил космический корабль при взгляде со стороны. В момент перехода лоцман всегда как бы покидал свое тело и видел происходящее в комплексе. У каждого это происходило по-своему, но в одном сходились все: ты словно удерживал здоровенную, неудобную тушу из металла и керамокомпозитов на руках. А вокруг шуршал, пульсировал и переливался огнями древний космос. Жутко… и монументально, до судорог в душе прекрасно. Жалко только, что художников среди лоцманов практически не было. Не поощрялось.
Из субъективно бесконечного транса вырвало прорывающееся в голосе капитана раздражение. К слову, вполне понятное.
– Мы на границе экзосферы Нового Эдинбурга. Лоцман, вы нас в термопаузу воткнуть хотите?
Саймон открыл глаза. Не самое необходимое действие: смарт, замкнутый на корабельную сеть, уже начал транслировать картинку, снабженную векторами, коридорами, пиктограммами и пояснениями. Мда, увлекся малость.
Среди лоцманов считалось эдаким шиком «притереть» судно вплотную к атмосферному пределу для межзвездных кораблей. Те, естественно, никогда не шли на посадку, ревя двигателями и мужественно преодолевая встречные потоки бушующей на обшивке плазмы. Подобные выдумки стоило оставить на совести режиссеров тридео. Во-первых, гравитационные зеркала работали бесшумно. В том числе и на взлетно-посадочных модулях, которые по старинке называли «лихтерами». А во-вторых, конструкция межсистемного носителя не предусматривала маневров в атмосфере. Максимум – приблизиться к точке оптимальной дистанции высадки. И не впилиться при этом в соседей по орбите.
Впрочем, Саймону лоцманские понты были до фотосферы. Просто он, несмотря на всю свою показную небрежность, грешил некоторым перфекционизмом. И в данный момент морщился от совершенной ошибки.
– А вы куда смотрите? – огрызнулся он, не желая признавать промашку. – Ваш корабль, вы и командуйте.
Капитан снова сдвинул нейромаску и уставился на хама. «Вот же, – подумалось Саймону, – здоровый, крепкий сорокалетний мужик, наверняка уже не меньше полусотни тысяч налета. А приходится терпеть эдакого молокососа с гонором. Меня, то есть». Он дернул уголком рта и попытался сформулировать извинения так, чтобы не звучало обидно ни для кого из присутствующих, но тут на мостике моргнул свет.
А вслед за этим пришло непонятное. Пугающее. Чуждое.
Сколько Саймон себя помнил, он всегда ощущал мир вокруг. Не только зрение, слух, обоняние и осязание – постоянно было что-то еще. «Нюх на массу», – как шутили курсанты. «Барионное видение», – как предполагали некоторые ученые. Это «что-то» и отличало «ходоков до звезд» от простых «пешеходов» – как иронизировали в лоцманской среде. Юмор, естественно, был злой.
Саймон никогда не терялся в невесомости. Он всегда мог сказать, с какой стороны находится гравитационный колодец. Он мог почувствовать приближение корабля на встречном курсе. На поверхности планеты эти чувства оказывались спутаны, приглушены – масса геоида, строения, люди, машины. Впрочем, определить, что за углом кто-то стоит и ждет, труда никогда не составляло. Это отменяло любые сюрпризы – как приятные, так и не очень.
И вот теперь все это пропало.
Лоцман висел в силовом поле, в пределах загона, и от удивления не мог произнести ни слова. Зато слова нашлись у первого пилота, который вышел на капитанский канал из своего компартмента:
– Что за ерунда? У меня коррекция не отрабатывает.
Капитан нахмурился, вернулся в сеть и уточнил:
– Что значит не отрабатывает? Диагностика движков есть?
Отозвался второй пилот:
– Нет, и у меня тоже. Спросите у машинного, что они там намудрили.
– Принято. А ведь чиф словно чуял засаду… – пробурчал капитан, а затем обратился к Саймону: – Лоцман, перенесите нас на стабильную орбиту.
– Не могу, – сквозь зубы прошипел тот.
Молчание длилось пять секунд. Затем капитан ровным, усталым голосом произнес:
– Я не вполне понял. Повторите?
– Повторяю, – ядовито выплюнул Саймон. – В силу не зависящих от меня причин не могу осуществить перенос судна на безопасное от планеты расстояние. Кэп… – он поежился, обхватил себя руками и уставился куда-то за командирскую консоль, – …я космоса не чувствую.
Собеседник еще пару секунд переваривал услышанное. Затем окончательно стянул нейромаску, деактивировал силовые амортизаторы, отстегнул ремни и встал из ложемента.
– Что. За. Хрень? – раздельно произнес он. – Как это «не чувствую»?
– Ну, вот так, – сощурился Саймон, подплыл к границе загона, опустился на палубу и сделал шаг в сторону. – Словно отрубили от пространства. Такого раньше не случалось.
– Прыжковый синдром? – озабоченно уточнил капитан. Нет, все-таки нормальный он мужик. Не бросился обвинять, не начал паниковать. По лицу видно, что параллельно просчитывает варианты и прикидывает шансы. Саймону до его выдержки оказалось далеко. Он отключил загон и уселся на край постамента, стараясь не выдать дрожь в коленках.
– Другое. Синдром появляется только после перенапряжения. И начинается не сразу. И лоцман все равно чувствует мир – просто он… устает. Как старик от жизни, – попытался он дать внятное объяснение.
Капитан кивнул:
– Ясно, но мне это не поможет, – не возвращаясь к маске, он махнул рукой над консолью. – Пилотажный, порадуете?
– Никак нет, – голос первого был глух и растерян. – С машинным-то что?
Капитан хлопнул себя по лбу и переключился.
– Чиф, у нас тут проблемка…
– Драть нас всех через мезон проблемка! – гаркнуло в ответ. – У меня все, все ходовые генераторы потухли! На аварийке тянем!
Саймон с интересом понаблюдал, как самый главный человек на корабле жует губами.
– Перезапуск?
– Пробовал, – отрезали с той стороны.
– На холодную?
– Пробовал.
– Ну… На горячую?
– Да пробовал я, коротыш мне в дышло! – кипело в канале. – Да, без приказа. Но сам понимаешь…
Капитан понимал. Понимал и лоцман: старший механик лично отвечал за любые неполадки в своем хозяйстве. Если что-то шло не так и можно было решить проблему, не привлекая внимания начальства, – восемь из десяти стармехов постарались бы провернуть дело тихой сапой.
И тут корабль вздрогнул. Капитан молнией бросился к ложементу, схватил нейромаску, изучил диагностику.
– Отделился наш челнок. Телеметрия с борта заблокирована, удаленного контроля нет, – констатировал он. – Мне одному это не кажется совпадением?
