– Вы уже проводили какие-нибудь исследования?

– Пока я ограничился лишь наблюдением этой загадочной метаморфозы. Даже по дороге к вам я на каждом шагу находил все новые странности: перед глазами вспыхивали белые сверкающие точки, а в окнах, в витринах магазинов, даже в лужах на мостовой мерцали радужные блики.

Коллеги застыли в той глубокой задумчивости, которая свойственна лишь ученым, проводящим важный эксперимент.

– Пожалуй, здесь изменения на уровне солнечного спектра, – авторитетно заключил Лангр. – Необходимо срочно выяснить, обратим ли процесс!

Он направился к рабочему столу, где в полумраке домашней лаборатории неясно поблескивали стройные ряды оптических приборов: линзы, призмы, стеклянные, кварцевые и турмалиновые пластины, спектроскопы, спектрометры, поляриметры, колбы и зеркальца различной величины – весь этот набор слегка устаревшего астрофизического оснащения составлял давний предмет гордости профессора.

Лангр и Мейраль, вооружившись линзами, принялись анализировать, насколько процесс преломления лучей подтверждает аномалию, произошедшую с отраженными лучами. Сначала не отмечалось ничего сверхъестественного, но вскоре Жерар, а за ним и Жорж разглядели слабую туманную пелену, тонким кольцом опоясывающую поверхность отражающей линзы. На стеклянных пластинках туманность проявилась еще отчетливей. Под конец ее контуры заиграли всеми цветами радуги.

– Есть едва заметные нарушения, – процедил сквозь зубы Лангр, – но будем надеяться на лучшее, хотя изъян в центре преломления и убеждает в обратном.

Мейраль натянул темную нить вдоль одной из пластин, затем, расположив их перпендикулярно друг другу, заключил:

– Двойная рефракция очевидна, но непредвиденные показатели мало чем отличаются от обычных. А поскольку отсутствует единая ось, я допускаю, что каждый отдельный луч проходит самостоятельно, согласно закону Декарта.

– Как, отсутствует ось? – изумился профессор. – Отсутствует ось! Это абсурд, мой милый!

Молодой человек раздраженно насупил брови.

– Абсурд. Однако нет и следов ее наличия. Что тут не говори, картина остается неизменной.

– В таком случае, можно предположить двойную рефракцию лишь в изотропной среде… Что за бессмыслица!

– Действительно, полная ерунда! – согласился Жорж.

Лангр с досады шваркнул об стол линзой, злобно сверкнувшей, как зрачок хищного зверя, и схватил турмалиновую пластину. Результат оказался ошеломляющим. На лице маститого старца отразилась полная растерянность:

– Выходит, лучи преломляются дважды! – выдохнул ученый, потрясенно воздев руки к небесам.

Оба исследователя замерли в молчаливом оцепенении; в их головах роились нелепые предположения. Мучительное любопытство и чувство беспричинной тревоги полностью захватили их. Первым пришел в себя Лангр:

– Наше замешательство просто глупо. Проникая сквозь обычное стекло, луч, преломляясь, раздваивается, но турмалиновое вполне могло удвоить эффект и дать четыре изображения. К тому же разница в показателях столь ничтожна, что, пожалуй, с большей вероятностью можно говорить об оптическом обмане. Сетчатка нашего глаза не приспособлена улавливать такие незначительные спектральные изменения. Давайте-ка проверим еще раз…

Теперь он направил пучок параллельных лучей непосредственно на призму. На экране отчетливо отразилось все то же таинственное нарушение – наслоение ближайших друг к другу спектров: красное почти сливалось с оранжевым, желтое наплывало на зеленое. Попытка ликвидировать пучок красных лучей при помощи ротационного поляризатора также не увенчалась успехом. Световые полосы действительно удваивались на всем протяжении каждого отдельного спектра, и это не было результатом преломления. На первый взгляд, каждый луч, казалось, жил своей собственной независимой от остальных лучей жизнью, поляризуясь и преломляясь почти таким же способом, как и его луч-близнец. Лишь легкое, едва различимое несоответствие с нормальными показателями рефракции наблюдалось в исходной точке. Только и всего. Но и этой малости было достаточно, чтобы привести исследователей в серьезное замешательство.

– Эта загадка неразрешима. Она – неопровержимое доказательство тщетности всего нашего эксперимента. Я не могу найти и намека на объяснение, – произнес, наконец, Лангр. – Однако проблема в следующем: световой луч удваивается как без вмешательства рефракции, так и рефлекции, не прибегая к поляризации. При этом интенсивность лучей в целом значительно ослаблена и, следовательно, удвоение могло произойти только за счет какой-то доли свободной световой энергии. Но что это объясняет?

– Ничего ровным счетом, – заключил молодой человек. – Но, по крайней мере, это оставит незыблемыми принципы консервации.

– А мне наплевать на принципы консервации. В данном случае они нас только стесняют. Меня больше привлекает идея некоего внешнего энергетического вмешательства, повинного в этом световом изменении. Но такая гипотеза – просто ребячество. Мы лишь слегка коснулись этой проблемы в нашем эксперименте. И все же – это обещает стать грандиозным открытием!

Зазвонил телефон.

– Кому это пришло в голову беспокоить меня в такой час?

Лангр с сердитым выражением лица направился к аппарату.

– Алло! Кто это?

– Отец, это я, Сабина. Приезжай скорей. У Пьера жуткий приступ неврастении. Он совсем обезумел!

В телефонной трубке отчетливо раздавались отчаянные крики детей и рыдания дочери. Лангр заметно побледнел. Он и не подумал требовать объяснений. Любовь к дочери была важнее всего.

– Немедленно лови машину и приезжай ко мне. Я принимаю и тебя и детей.

– Это невозможно, он запер нас в спальне. Теперь вся надежда только на тебя. Надеюсь, тебя он послушает. Ты, единственный, кто еще сохранил на него хоть какое-то влияние.

– Тогда я еду!

Профессор с грохотом бросил трубку и стремглав ринулся в лабораторию.

– Я должен спасать свою дочь. Этот недоносок Пьер опять беснуется. Я заранее предвидел, что их брак этим закончится. Ждите меня здесь, – бросил он Жоржу.

– Нет, я не отпущу вас одного. Может произойти все, что угодно. Вдруг вам понадобятся здравая голова и крепкие руки?

Эмоции переполняли старика; казалось, разум его помутился от нестерпимой тревоги. Он ответил не сразу:

– Что ж, он испытывал к вам дружеские чувства. Пожалуй, вдвоем нам удастся его утихомирить.

Поразмыслив, он нервно добавил:

– У меня порой возникает чувство, что он душевнобольной.

– Боюсь, сегодня вечером все возможно!

В машине Лангра не оставляли мысли о кошмарном браке дочери, только усугубившем его несчастья и наложившем отпечаток на всю его жизнь и дальнейшую научную деятельность. С чего вдруг она предпочла среди множества других претендентов на ее руку этого угрюмого замкнутого ипохондрика? Дурно воспитанный, с несносным упрямым характером и жуткими манерами Пьер Веранн зачастую производил впечатление грубого дикаря, а его умственное развитие, казалось, задержалось на уровне первобытного строя.