рывком поставила меня на ноги и потащила через заднюю дверь в дом. Там споро меня раздела догола, и цокая неодобрительно языком начала на меня надевать чистую одежду. Нижняя короткая майка, верхняя длинная майка, сарафан и передник, на ноги полагались панталоны, и чулки с веревками. Я глядя на эти чулки не сразу сообразила как их пристроить, чтобы они свалились хотя бы не сразу с моих тощих ног. Мавра уже даже не удивляясь, наклонилась и ловко привязала их к трусам.

— А я бы и не догадалась, — подумала я.

— Там сидит единственный подходящий мужик для тебя со всего села, — вдруг на ухо мне жарко защептала Мавра, — Ты сделай вид, что ты умная и все понимаешь. Мужик он пьющий, но мучать тебя не станет, я знаю, мне его тëтка сказала. Если поняла меня сейчас, кивни!

Я закивала головой, прекрасно понимая, что будет происходить и возможно после вот этого торжества мне и надо бежать. Здесь хотя бы двери на ночь изнутри не закрывают, а вдруг меня в новом доме этот муж наручниками к батарее пристегнет.

Вышли мы с Маврой в светлую большую комнату и я увидела пьющего мужика средних лет, он был даже немного похож на Петю — белобрысый и костлявый.

Когда прототип Пети открыл рот, я была неприятно поражена высоким голосом, как у девчонки. Но кто я такая, чтобы рассуждать о чужих голосах не имея своего.

Старуха-мачеха уже была тут и сладким голосом рассказывала, какая я хорошая, да пригожая. И гусей-то пасти умею, и картошку чищу. Вот даже рушничок вышила на досуге, мастерица какая.

— Не говорит только она у нас, по малолетству напугал ее сильно бык, боднул и перекинул через себя, с тех пор вот молчит девка. Но голова не пострадала, соображает. Акулька кивни если поняла, о чем я тут разговоры веду.

Я улыбнулась подурнее, и кивнула.

Улыбка у жениха медленно сползла с лица, а ее место заняло отвращение.

Я сидела и радовалась, что не захочет он меня такую брать, и я не хочу!

Тетка, что сидела при нем, тоже нахмурилась и обратилась ко мне:

— Акулька, ну-ка покажи сколько будет яблок если к одному яблоку положить еще одно яблоко. Мои пальцы против моей воли сложились в козу, а тетка увидев это улыбнулась и сказала:

— Девка не безнадежна, берем. Мне помощница по дому сильно нужна!

Глава 4

Свадьбу решили надолго не откладывать и в ближайшее воскресенье на службе и поженить. Венчание состоится послезавтра.

Я решила завтра с утра сделать вид, что пасу гусей и убежать хотя бы на край деревни осмотреться, может это деревня такая староверов, а дальше асфальтированная дорога и автомобили ездят как в нормальном мире, тогда я попрошусь довезти меня до моего районного центра, а мама заплатит.

С утра я снова начистила ведро картошки и замесила ведро теста, после чего Мавра меня отправила пасти гусей, при этом шепнула, чтобы я не показывала, что грамотная, опасно это.

Гуси быстренько побежали к воде, а я огородами в сторону предполагаемого въезда. Деревня была большая, а я все бежала и бежала. Пробежала мимо пастушка, который задорно крикнул, — Привет, Акула-дура! Куда бежишь, вот я мачехе твоей-то всë расскажу.

— Не больно-то мы и боимся твоих старух, — хотелось мне крикнуть, но я только промычала в ответ.

Я бежала и бежала, и наконец дома стали рядеть, а дорога становилась уже. Когда я выбежала за последний дом, заросшая травой дорога уводила в лес, и в асфальт даже не думала превращаться. Что же делать, бежать в другую сторону я уже не успею вернуться, искать будут, а здесь может быть тупиковый конец.

Я со всех своих сил побежала обратно к гусям, но получалось у меня это еще хуже и медленнее. Видимо в этом мире Акулина все-таки плохо питается, ручки и ножки как спички, и устает еще не начав двигаться.

Кое-как прибежав к реке, я, глядя на свое стадо гусей прислонилась к дереву, и уснула.

Зычный голос старухи разбудил меня безо всякой жалости к уставшему человеку.

— Акулька, Акулькааа, а ну иди домой. Пасет она гусей. Чем ты ночами занимаешься, раз так устаешь — то. Вот отдам тебя завтра и никто даже не пожалеет там, работать будешь как все.

Я испугавшись, подскочила и чтобы не досталось хворостиной, оббежала мачеху по широкому кругу и пошла домой.

Тяжелые мысли продолжали лезть в голову. Где я, кто я, как я здесь оказалась и как попасть обратно к моей ненаглядной и доброй мамочке. Как же мне хорошо жилось, и главное сытно. Все мои проблемы оказывается и не стоят ничего. Здесь же совершенно непонятно, бежать мне из деревни, или выходить замуж за Петруху, и самый главный вопрос, смогу ли я выжить одна, если за деревней ничего нет обитаемого в шаговой доступности. Если бы я хотя бы могла спросить у людей, где я нахожусь, какой же всё таки бесценный дар есть у человека, возможность говорить.

День подошёл к концу, а по тёмному уже Мавра загнала меня в баню. Расчесала и натерла голову какой-то травой, меня саму отхлестала веником и велела тщательно мыться, моя природная стыдливость была задавлена на корню напором этой дородной женщины.

После банных процедур, Мавра опять без слов потащила меня к лавке, на которой было постелено, видимо так она ускоряла моё перемещение не отвлекаясь на переговоры.

— Сегодня спи тут, ибо за печкой вымажешься вся, — сказала она и ушла.

— Если мне бежать, то надо это делать сейчас, — думала я.

Подошла к двери, подергала, открыто. Выглянула с мокрой головой на улицу и обнаружила, что пошёл первый снег. Весь двор покрылся белым, мокрым снегом, а вещей тёплых у меня нет совсем. Даже куртка моя на синтепоне куда-то пропала.

Я вздохнула и зашла обратно, легла на лавку, и стала думать. — Какая же я рохля, ни там, ни тут я не могу за себя постоять, и дома хотя бы я разговаривать умею, здесь же я на одном уровне с гусями. Они гогочут, и я им в ответ. Будь что будет, если будет совсем плохо, я и от мужа сбегу. Здесь у меня паспорта всё равно нет, я могу и замуж выйти, терять мне нечего. Глаза закрылись и я уснула. Всю ночь снились гуси, язык которых я начала понимать, но только ничего умного они не говорили. Только кто где ел,