Шрифт:
Закладка:
«Кронштадт, похищение великой княжны, — мысленно продолжил я. — Мсье Локонте, покушения, попытки выйти на след врага, зомби-конструкт, Луиза, Изнанка… Н-да. Времени на то, чтобы смотреть по сторонам ещё и в академии, у меня действительно не было».
— А когда Шнайдер принял решение перевестись? — спросил я.
— Он сказал мне об этом сразу после Игры в Кронштадте.
— То есть, тоже около месяца назад? — хмыкнул я.
Серж отвёл взгляд.
— Ладно, — сжалился я. — Переиграть чёрных магов на поле подковерных интриг — задачка не из лёгких. Имеем то, что имеем. Корицкий — значит, Корицкий. Идём.
Я убрал глушилку и вернулся к команде.
— Что-то не так, господин Барятинский? — елейным голосом осведомился Корицкий.
— Два момента, — буркнул я. — Тебе, как новичку, простительно, но слушай внимательно — повторять не буду. Во время тренировок и на Игре обращайся ко мне «капитан» — это раз. Моё слово для тебя, как и для всех остальных — закон, это два. Вопросы есть?
— Э-э-э, — сказал обалдевший Корицкий.
— Вопросов нет, — подвёл итог я. Повернулся к остальным. — Рад приветствовать, друзья. Давно не виделись.
Ребята, напрягшиеся было поначалу, заулыбались.
— С Анатолем Долинским, полагаю, никого из вас знакомить не надо, — продолжил я.
— Да уж, — ухмыльнулся Боровиков.
Порозовевшая Элина фыркнула.
Анатоль, после нашего с ним памятного разговора, каждый день приходил тренироваться на спортивную площадку. С Афанасием, который так же уделял физическим упражнениям немало внимания, он сошёлся быстро. Ну, а Элина была красивой девушкой. Этим, в общем-то, всё сказано — красивых девушек Анатоль не пропускал.
— Рад, что вы приняли меня в команду! — гордо сказал он. — Обещаю, что не подведу!
— Куда ты денешься, — хмыкнул я. — На этом знакомство полагаю законченным. До Игры в Париже — две недели. Времени мало. Болтовню заканчиваем, переходим к делу… Разминка. Бегом — марш!
Ребята рванули с места. Корицкий остался стоять.
Я повернулся к нему.
— Проблемы со слухом? Или с русским языком?
— Я пришёл сюда не для того, чтобы носиться по стадиону, как сопливый мальчишка! — прошипел Корицкий. — Мне сказали, что тут — серьёзная команда, готовящаяся к международной Игре! — он свирепо посмотрел на Сержа.
— Тебе не наврали, — кивнул я. — И если ты хочешь быть частью этой команды, надо научиться выполнять приказы её капитана.
— Костя прав, — поддержал меня Серж. — Ты сказал мне, что готов войти в команду. А это автоматически означает готовность подчиняться правилам, которые у нас заведены.
— Слушаться какого-то малолетку⁈
— Выполнять приказы капитана, — процедил я.
А в следующую секунду уронил Корицкого подсечкой на землю. Прижал его плечи к траве.
— У меня нет времени вызывать тебя на дуэль. Предлагаю обсудить вопросы терминологии здесь и сейчас.
Корицкий трепыхался, пытаясь вырваться. Я не позволял. Ближнему бою этого молодца, похоже, не учили. Физически я вряд ли был сильнее двадцатилетнего парня, но зато занимал более удобное положение.
— Вопросы терминологии? — прохрипел Корицкий, так и не сумев освободиться. — Извольте, господин Барятинский!
В ту же секунду спортивная форма на мне вспыхнула. В правой руке Корицкого, которую я прижимал к земле, образовалось что-то вроде огненной плети. И эта плеть обвила меня — заставив разжать хватку.
Корицкий немедленно выскользнул и вскочил на ноги. Я перекатился по земле, гася пламя, а моя цепь прянула к кисти Корицкого. Перехватила огненную плеть у основания. Я поднялся и с силой рванул цепь на себя.
Корицкий, пытаясь удержать личное оружие, полетел с ног, рухнул животом на землю. Плеть, вырванная у него, упала к моим ногам. Светящейся, полупрозрачной она стала ещё на лету. А цепь притянула ладони Корицкого друг к другу и крепко обвила. Теперь он при всём желании не сумел бы взять в руки оружие.
Я подошёл к нему, наступил ногой на спину.
— Продолжаем разговор?
— Костя! Прекрати немедленно! — рядом со мной оказался Серж. — Это неслыханно, господа! Вы находитесь на территории Императорской Академии!
— Использование личного оружия во время тренировок команды разрешено, — не оборачиваясь, сказал я. — Хотя кое-кому не помогло даже это. Вам нужно больше тренироваться, господин Корицкий.
— Отпусти его! — потребовал Серж.
Я, помедлив, ослабил цепь и убрал ногу.
Корицкий встал, отряхнул колени. Откинул со лба волосы и с ненавистью посмотрел на меня.
— Что-то мне подсказывает, господа, что играть за одну команду вам будет непросто, — вздохнул Серж.
Я пожал плечами:
— Свои требования я озвучил. Если господин Корицкий с ними не согласен, не смею его задерживать. Уверен, что любой другой курсант с радостью примет предложение войти в состав команды.
Корицкого раздуло от ярости.
— Я не собираюсь подчиняться этому… этому… — он запнулся.
— Ну? — поигрывая цепью, подбодрил я. — Давай, продолжай. Охотно проведу второй раунд. Право слово — вправлять мозги таким образом мне нравится больше, чем устраивать дуэли.
Корицкий замолчал.
— Всё? — спросил я. — Слов больше нет? Тогда слушай меня. Если ты хочешь быть в команде — ты будешь делать то, что говорю я. Следующее твоё неподчинение приказу я расценю как нежелание оставаться. Попробуешь мне возразить — ворота вон там, — я кивнул в сторону ворот академии. — А если ещё раз поднимешь на меня руку — пожалеешь о том, что родился с руками. Вопросы есть?
Корицкий угрюмо молчал.
— Бегом — марш, — приказал я. — Догоняй команду.
Корицкий пронзил меня ненавистным взглядом. Процедил:
— Мы с тобой ещё поговорим, Барятинский.
— Капитан, — поправил я. — И мы здесь не для того, чтобы разговаривать.
Корицкий угрюмо развернулся и побежал догонять ребят.
Серж подошёл ко мне. Пробормотал:
— Надо же. Я был уверен, что он не подчинится. Что предпочтёт покинуть команду.
— А мне нужно было понять, на что он готов ради того, чтобы остаться в команде, — глядя в удаляющуюся спину Корицкого, проговорил я. — Теперь я это знаю.
— Вот как? — улыбнулся Серж. — И на что же?
— Он готов на всё.
* * *
Вечером должно было состояться торжественное вручение аттестатов выпускникам и бал. Завтра утром курсанты начнут разъезжаться по домам — все, кроме нас. Мы, участники команды, оставались в академии для того, чтобы продолжить тренировки.
Я вынимал из шкафа парадную форму, когда в перегородку моей комнаты постучали.
— Заходи, — сказал я.
Над перегородкой показалась голова Мишеля. Как ни странно, даже причесанная — Мишель постарался пригладить непослушные вихры.
— Отлично выглядишь, — оценил я. — Чего?
— Костя… Я совсем забыл тебе сказать… — Мишель замялся.
— Ну? — подбодрил я.
— Я пытался. Но ты всё время так занят… Совершенно никакой возможности тебя отловить, даже по ночам где-то пропадаешь…
— Давай ближе к делу. Что случилось?
— Костя… — Мишель глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть с пятиметровой вышки. И единым разом выпалил: — Я пригласил на бал Аполлинарию Андреевну!
— Молодец, — похвалил я. — Согласилась?
— О, да! — Мишель просиял. — Я так переживал! Не верил до последнего, но… А ты? — спохватился он. — Ты не сердишься на меня за это?
— Сто раз говорил — не сержусь. Давай там, не облажайся. Главное — не называй её Аполлинарией Андреевной, может обидеться.
Я убрал в шкаф рубашку, в которой ходил обычно, надел белую, парадную. Принялся застёгивать пуговицы.
— Как бы я хотел выглядеть так же, — завистливо глядя на меня, проговорил Мишель.
— Прекратишь филонить в спортзале — будешь, — застёгивая манжету, пообещал я.
— Я не филоню! Я просто…
— Просто всё время находятся занятия поважнее, — усмехнулся я. — Знаю-знаю. Аполлинария Андреевна, там…
Мишель покраснел. И торопливо сменил тему:
— А с кем ты идёшь на бал?
— Гхм… — только и сказал я.
Запоздало припомнил, что околобальная тема витает в воздухе академии вот уже пару месяцев. Кто-то кого-то пригласил, а кто-то кого-то не пригласил; кто-то согласился, а кому-то отказали; кто-то вообще не дождался приглашения и впал по этому поводу в глубокую меланхолию…
Для меня это всё было космически далеко. Если бы Мишель сейчас не спросил, я бы и вовсе не вспомнил ни о каких приглашениях, хватало других дел.
— А обязательно надо идти с кем-то? Одному — нельзя?
— Можно, но… Но ты же — Константин Барятинский! — удивился Мишель. — Лучший курсант академии, и вообще… Уж тебя должны были засыпать приглашениями по самые уши! Ты… — он вдруг уставился на меня с неподдельным