Не хочу. И без этого тошно. Я сегодня всех, кого могла, послала, не стесняя себя в выражениях: родителей, подругу. Метлицкий тот вообще вздохнёт с облегчением, если меня вдруг в его жизни не станет.

Да, я эгоистка.

Да неблагодарная дрянь. Перенесу как-нибудь.

И чёрта с два буду плясать под чью-то дудку. Не дождутся.

– Давай начистоту. Ты сильнее. Я отбиться не смогу, – выцеживаю сквозь зубы, с ненавистью глядя в глаза приближающегося подонка. – Но тебя всё равно найдут. Это вопрос только времени. В твоих интересах разойтись полюбовно.

– У меня встречное предложение. Веди себя разумно и не мешай мне проявлять гостеприимство. – Пауза, взятая на то, чтобы надавить мне на плечи, усаживая в кресло. – Тогда есть вероятность, что тебе здесь понравится.

Я стремительно вскидываю голову, чтобы не таращиться ему в ширинку. Вскидываю, хотя охота зажмуриться и съёжиться.

Бесконечно смотрим друг другу в глаза. Тяжесть мужских ладоней продолжает давить на ключицы, обжигая через тонкую шерсть лонгслива. Сглотнув, ловлю себя на том, что почти уламываю себя не ввязываться в эту авантюру. Он не отпустит. От жертв обычно избавляются.

– Твои условия? – Через силу обрываю затянувшуюся паузу.

– Другое дело. Поладим, если продолжишь в том же духе, – Раду нависает, тараня взглядом мои губы, ощутимо и по-животному жутко. – Я не заинтересован давать приют первой встречной. Стимулируй мою благосклонность.

Между нами повисает мёртвая тишина.

– Каким образом? – Невольно задерживаю дыхание, чувствуя на щеке тепло его выдоха.

– Каждый вечер будешь тянуть по одной карте с желанием. Выполнишь до полуночи – следующий день оплачен, а карта вычтена из колоды.

– Полагаю, желания эротического характера?

– Все как одно. – Погано усмехается он, глядя на моё перекошенное лицо.

Какой-то бред душевнобольного.

Да пошёл он...

– Я ухожу, – отрезаю, резко отпихивая его в сторону. – Слушать дальше твою ахинею нет никакого резона.

К счастью, Раду не предпринимает попыток меня остановить. И в этом столько насмешки что становится не по себе.

– Думаешь?

Он неторопливо спускается за мной по ступенькам, проявляя нервирующую самоуверенность.

– Какая разница, когда оказаться на улице – сейчас или после последней карты?

– К тому времени ты будешь моей.

– В смысле буду твоей? – потрясённо смотрю на него, сжавшего челюсть и цепко удерживающего рукой моё запястье. – Я тебя вижу второй раз в жизни.

– У нас больше месяца на знакомство. Уверена, что не влюбишься?

– В тебя, дикарь?! Ни за что... – Осекаюсь, когда он рывком открывает передо мной дверь.

Метель обжигает лицо ледяными иглами.

– Я не держу. Впереди километры снежного плена. Либо моё предложение. Ты. Я. И тридцать шесть горячих ночей. Выбирай.

А ведь так хорошо всё начиналось. Я собиралась отстрелить ему ухо.

Я минуты две со всей экспрессией высказываю зарвавшемуся дятлу, куда засунуть своё щедрое предложение и как самостоятельно развлечь себя все тридцать шесть ночей.

Клянусь, за это время мороз успел затянуть болезненными мурашками даже внутренности!

Тяну время, потому что мысль покинуть протопленные стены дома физически невыносима. А Раду – между прочим, тоже не шибко одетому – хоть бы хны. Только прожигает глазами своими змеиными, будто ему сам факт разговора со мной омерзителен.

– Ты, дикарь, что думал? Прыгать начну на радостях?! Руки. Руки, сказала, убери! – Перехожу на вопль, вырывая локоть из очередного захвата. Не знаю, чего во мне сейчас больше: ярости, страха или холода, но вместе эта гремучая смесь срывает с языка последние ограничители. – Я тебе не эскортница в такие игры играть. В ауле своём иди курами командуй!

– Atunci cară-te, nebuno! Ce naiba aștepți?

Гнев, вопросительные интонации и жест, указывающий на улицу, в переводе не нуждаются. Его «Вали уже, чего ты тянешь?» отчётливо читается в неравномерном и громком дыхании.

Ладно, попытка номер два. Должен же он, наконец, убедиться в несостоятельности своей аферы, психануть и отвезти меня домой.

– Что за ахинею ты несёшь? – Воинственно щурю глаза. – Это на каком языке вообще?!

Едва сдерживаюсь, чтобы не плюнуть в раздражённое лицо. И плюнула бы! Если б ноги от его близости так не подкашивались. Обидно будет промазать себе на ботинок.

– Пошла вон, – цедит он уже на русском, указывая куда-то в плотную стену разыгравшейся метели.

– Что – вон? – Отбиваю в сторону вытянутый палец. – Машину заводи, отморозок! Если я после такой прогулки хотя бы чихну, от тебя даже в гроб положить ничего не останется. Ферштейн? Уж отец проявит фантазию, поверь.

Да, я умею быть храброй. Особенно на адреналине.

– Ты ещё долго собираешься мне мозг выносить?

Я не успеваю даже заметить движения. Просто голову оттягивает назад и становится нечем дышать, когда он стягивает в пятерне мои волосы, а второй рукой прижимает к себе – тесно аж рёбра трещат.

– Я тебя укушу, – шепчу ему в губы, брезгливо содрогаясь от собственного умоляющего, просевшего голоса.

Но не отталкиваю. Раду большой и тёплый, а я привыкла к комфорту. Пока это вроде как насильно, стараюсь отогреться по максимуму.

Холодина стоит небывалая. Поэтому охотно жмусь к мужскому торсу, позволяя быстрому дыханию, срывающемуся с его губ, стекать по моей шее.

Молчание затягивается. Снежинки, каплями осевшие на правой части моего лица, едва не закипают. По крайней мере, щёку начинает припекать. А всё, на чём я сконцентрирована – прохладная пряжка ремня, врезающаяся мне в кожу под задравшимся в ходе борьбы лонгсливом.

Между нами происходит что-то такое... Что-то, чему я не подберу названия ввиду скудного опыта в интимных делах. Одновременно хочется его спровоцировать, чтоб стиснул сильнее, вдавился до боли, пригрел на груди, и до чёртиков страшно сделать лишнее движение.

– В последний раз спрашиваю, согласна?

Мои лёгкие шалят. Ироничность вопроса отрезвляет, но его поплывший взгляд на интуитивном уровне вызывает злорадную улыбку.

– Да ни в жизни, – как ни пытаюсь говорить бесстрастно не получается. Голос окончательно садится.

– Я тебя услышал, – ухмыляется он, разворачивая меня на девяносто градусов и легко подталкивая в спину. – Счастливого пути.

– Счастливо оставаться, – отзываюсь с лёгкой ноткой вызова, гася в себе желание ехидно припечатать его напоследок. Иначе вдогонку мне точно прилетит что-нибудь тяжёлое.

Вряд ли этот варвар вёз меня в