Москва как Москва. Обычная зимняя Москва, обычный старый спальный район Соколиной горы. Небо серое, но без багрового свечения. Слегка сыплет снежок. Отъехала от соседнего дома машина, неторопливо и тихо. Во многих окнах уже зажёгся свет.

Никакого апокалипсиса.

Пока никакого.

— Задолбало… — сказал я с чувством и пошёл мыться.

Кафельная плитка над ванной кое-где отстала, и щели жадно впитывали брызги воды из душа. Плевать. Квартира съёмная, сейчас мало кто покупает квартиры, ремонт тоже делать не спешат. Строители, впрочем, не бедствуют, работы у них много.

Зеркало над раковиной было перевёрнуто к стене. Выбрасывать я его не стал, само по себе оно не опасно.

Я стоял под щедро выкрученной струей воды и вспоминал своё отражение в форсайте. Моё отражение, никаких сомнений. Обросший, небритый, с серыми тенями под глазами, но это был я. Возраст не понять. То ли двадцать пять, как сейчас, то ли сорок. Есть в жизни мужчины такой период, когда он почти не меняется. У женщин он тоже имеется, только длится дольше.

Частота форсайтов, как всем известно, зависит от интенсивности происходящих в них событий. Первый мой форсайт был выматывающим и долгим, контролировать события я не умел, пять или шесть часов брёл по туннелю метро, но ровно ничего интересного не случилось. Повторился форсайт лишь через два месяца.

Сегодня произошло столько всего, что новый форсайт впору было ждать следующей ночью.

Выйдя из душа, я понюхал полотенце и решил, что ещё раз вытереться им можно. Натянул трусы, брызнул дезодорантом подмышки и прошёл на кухню. Там было зябко, в окно сифонило, но одеваться не хотелось. Включил телевизор, стоящий на холодильнике, разбил на сковородку пару яиц, заварил чай.

В новостях было всё то же, что год, два или пять назад. Шли горячие, холодные, торговые, гибридные и психологические войны. Большие страны ругались, упрекали друг друга в коварстве и непорядочности, малые пыжились и надували щёки, Китай сообщал о спокойствии и успехах в Поднебесной. Что-то дорожало, а что-то дешевело, торжественно открыли новую станцию метро, с космодрома «Восточный» запустили спутник…

Вот только лица у дикторов были неискренние, будто они думали о чём-то своём.

— В Москве открылась Всероссийская конференция по проблеме форсайта, — сообщила диктор, чуть оживившись. — Наш специальный корреспондент…

Я снял с огня сковородку, поставил перед собой на деревянную разделочную доску и сделал звук погромче.

Корреспондент, совсем молодой и бойкий, вёл репортаж не то из Академии наук, не то из МГУ, я пропустил это мимо сознания. Бородатый, аскетичного вида футуролог, обозначенный как «научный руководитель Федерального центра по изучению форсайта», снисходительно смотрел на журналиста, явно получая удовольствие от интервью. Не такой уж старый, лет сорока. Небось, со связями, раз на такую сладкую должность пристроился.

— Всех наших зрителей интересует, что такое форсайт? — спросил корреспондент. — Особенно тех, кто его испытывает, конечно же. У науки есть ответы?

— У науки очень много ответов, — сказал футуролог неспешно. — Но есть факты, а есть догадки. Каковы факты?

— Да-да, каковы? — не удержался журналист.

— Уже почти год, точнее, одиннадцать с половиной месяцев, около пяти процентов людей на Земле периодически видят кошмарные сны, — начал футуролог. — Сны разнятся по содержанию, но имеют несомненный общий момент — постапокалиптическое будущее. Находясь в форсайте, человек воспринимает происходящее как очень яркий, предельно реалистичный сон.

Усмехнувшись, я глотнул чая.

Да-да, форсайт похож на реалистичный сон. А огонёк зажигалки похож на пламя газовой горелки.

Наберут же идиотов по блату на государственные хлеба...

— Так что же это? Ведь форсайт — это от английского foresight, «предвиденье»? Людям снятся грядущие катаклизмы?

— В моей профессии принято говорить о будущем, — снисходительно улыбнулся футуролог. — Но я вас уверяю, тут речи о предвидении не идёт.

— Почему?

— Люди, переживающие форсайт, ощущают себя приблизительно в своём настоящем возрасте. Значит, если бы речь шла о ядерной войне или иной глобальной катастрофе, то мир не успел бы измениться кардинально. Облака, разрушения — возможно. Но чудовищные животные?

— Мутация? — предположил журналист.

— О, это так быстро не происходит. — Футуролог покачал головой. — У нас есть целая группа биологов, они вчера делали интересный доклад...

Я вытер тарелку куском хлеба, отправил его в рот и налил ещё чая. Футуролог явно готов был говорить хоть час, но журналиста поджимало время. С требовательной интонацией он опять ткнул микрофон под нос учёного.

— Так что же такое форсайт? Бояться нам или нет?

— Бояться не надо! Форсайт, по наиболее обоснованному мнению, является феноменом психики, вызванным ростом международной напряжённости и стрессом современных горожан.

Я громко расхохотался. А футуролог продолжал:

— Даже в Средние века случались психические эпидемии, которые охватывали всю Европу! Люди начинали видеть повсюду ведьм, заниматься самобичеванием. Вспомним эпидемию пляски святого Вита в Германии, тарантизм в Испании, кликушество в России. А мы живем в мире архетипов, в мире быстрого обмена информацией, поэтому нет ничего удивительного в выравнивании кошмаров, обретении ими неких общих черт и признаков…

— Бояться — не надо! — торжественно сказал журналист в камеру. — А вот задуматься, правильно ли мы живём, — стоит!

— Балбес, — сказал я с чувством.

Мне стало понятно, что ни футуролог, ни журналист сами форсайта никогда не испытывали.

— А вот изучение этого удивительного феномена дело важное, — продолжал журналист. — Конференция выплачивает значительные суммы за документированный рассказ о пережитом форсайте. Мейл и телефоны вы видите на своих экранах…

— Уже бегу, — пообещал я, отводя взгляд.

Чем бы ни был форсайт, но большинство людей считает, что это сон из будущего. Значит, те, кто его видят, в будущем существуют.

А остальные — нет.

Что не способствует симпатии к испытывающим форсайты.

Выключив телевизор, я пошёл одеваться.

Может быть, катаклизм, снящийся пяти процентам людей, должен случиться завтра. А может быть, через десять лет.

Это никак не отменяет необходимости есть, одеваться, платить за квартиру.

Я знал немало людей, чья жизнь радикально изменилась с приходом форсайта. Некоторые бросали работу, уходили в религию,