Шрифт:
Закладка:
«Вещий Олег», сошедший со стапелей Николаева, имел хорошую скорость и был способен решать тактические задачи вдали от родных баз. Во время черноморских учений 1913 года он получил лучшие на флоте оценки за стрельбы. Кругосветное плавание, прерванное войной, было знаком поощрения отличившемуся экипажу. Теперь ему была оказана честь сражаться бок о бок с английскими и австралийскими кораблями в Индийском океане, охраняя коммуникации союзников.
В отдалении медленно проплывали острова, как бы караулившие подступы к Малаккскому проливу. Стоявший рядом с капитаном на мостике пшеничноусый старпом, сверяясь с лоцией, вел корабль к цели.
— На зюйд-ост дым,— доложил сигнальщик.
Капитан взял в руки подзорную трубу, но белесая пелена, скрывавшая горизонт, помешала ему разглядеть след корабля, замеченный сигнальщиком.
— Запросите по радио о принадлежности,— приказал капитан,— и не спускайте глаз.
Последняя команда была отдана по инерции. Вряд ли можно было ждать в непосредственной близости от Пенанга появления неприятельского корабля. «Предосторожность никогда не бывает лишней»,— сказал себе Дурново. Выслушав сообщение, принятое радистом: «Голландский купец «Ван-Гог» следует в Сингапур», приказал:
— Запросите порт приписки, сверьтесь со справочником и доложите.
— Роттердам. Соответствует,— лаконично ответил мичман, поднявшийся из радиорубки.
— Хороший ход, однако, у голландца,— сказал капитану Чиник,— что-то порядка восемнадцати узлов. Идет наперерез, будто хочет раньше нас оказаться в порту.
Уже был виден голландский флаг на «Ван-Гоге», когда боцман Сапунов, ладно посаженный на крепкие ноги боровичок, сомневаясь и будто казня себя за смелость, доложил:
— Я, господин капитан, служил на «Цесаревиче» и с «Ван-Гогом» чуть не бок о бок стоял в восьмом году в Мессине, когда землетрясение случилось; вместе раненых спасали. Так что, осмелюсь доложить, то был двухтрубный корабль, а у этого, стало быть, три трубы.
— Что это могло бы значить, по-вашему, Юрий Николаевич? — обратился к Чинику капитан, и старпом уловил в его голосе беспокойство.
— Тревога! Всем по местам! — подчиняясь властному, не осознанному рассудком предчувствию, объявил капитан.— Голландца на прицел!
Вмиг ожил казавшийся мирным и спокойным корабль. Медленно тронулась и как бы в неохотку поплыла орудийная башня.
— Голландцу приказать остановиться. Катер на воду! — скомандовал Дурново. А голос шептал: «Все это надо было раньше, надо было раньше хотя бы на полчаса. Ну ничего, обойдется, даст бог. Однако странно ведет себя этот голландец».
— Купец не подчиняется,— объявил Чиник. И тут же раздался голос сигнальщика:
— Справа по борту аэроплан!
Чиник услышал гул мотора и только потом увидел вынырнувший из белесой неплотной дымовой завесы гидросамолет. Он пересек курс «Олега» на высоте 200—210 сажен, скрылся в ватном облаке и, резко изменив курс, стал приближаться к крейсеру.
— Огонь по аэроплану!
— Что это у него там? — удивленно выкрикнул Сапунов. С воздушного аппарата на длинном тросе свешивалась грушевидная металлическая болванка.
Запоздало затараторили бортовые пулеметы. Никчемно пальнул два раза из нагана боцман Сапунов. Ему показалось вдруг, что он попал в пилота — так неожиданно и резко снизился аэроплан. Но уже через мгновение солено и зло выругался боцман. Он понял, что аэроплан снизился потому, что так надо было пилоту, а не потому, что так хотел Сапунов.
Самолет зацепил болванкой антенну корабля и круто взмыл вверх. В это время, стараясь перекричать пулеметы, кто-то на баке крикнул во все горло:
— Торпеда с правого борта!!!
— Право руля, - - скомандовал Дурново и тотчас:— Огонь!
Бухнули шестидюймовки: недолет, недолет, перелет. Что там с орудийщиками — те ли молодцы в башнях, которые еще совсем недавно на учениях первыми залпами накрывали цель, или подменили их? Или изменили им руки, глаза и нервы? Что же вы, братцы?! Прицельтесь как следует — и огонь, огонь! Но вот наконец задымился германец. Или только показалось? А торпеда все ближе.
Тяжелый удар потряс крейсер. Увернуться от торпеды не удалось. В ту же секунду ударили по «Олегу» мощные орудия. На вражеском корабле спустили голландский флаг и подняли германский.
— «Ван-Гог», господин капитан, это замаскированный «Эссен».
— Вижу, Юрий Николаевич,— ответил капитан. И, проклиная эту минуту, прошептал: — Вижу, слишком, поздно.
Время потеряло свой привычный бег, спрессовалось, на минуты пошел отсчет человеческих жизней.
«Олег» начал крениться. Орудия тупо и беспомощно тянулись к небу, будто руки, молящие о пощаде. Замаскированный под мирного голландского купца германский крейсер чуть не в упор расстреливал русский корабль. Проклятия и стоны раненых оглашали палубу «Вещего Олега»; -легкие баковые орудия дали несколько выстрелов, но вскоре замолкли и они. На капитанский мостик поступали донесения:
— Течь в машинном отделении!
— Крен восемнадцать градусов!
И самое тревожное:
— Огонь у артиллерийского склада!
Рация «Вещего Олега» молчала. Только в трагическую эту минуту понял капитан Дурново, почему ни один из погибших кораблей не успевал известить о нападении... Все дело в этом гидроплане с болванкой на длинном тросе... Неужели не поспешат на помощь, неужели не отомстят? За вероломное нападение, за надругательство над законами честного морского боя. Еще час-два, и на том месте, где стоит пока, держась из последних сил, русский корабль, вздыбится море, поглотив жертву, пойдут большие, большие круги, но потом исчезнут и они. И уже ничто, ни одна морщинка на море не напомнит о трагедии у входа в Малаккский пролив.
Кто отплатит? Теперь у капитана было только одно желание, одна цель, одна мечта — каким-то образом за те немногие минуты, что осталось ему прожить на свете, а для него иного исхода и выбора не было, придумать что-то... Найти человека, который проникнется его мыслью... посвятит всего себя тому, чтобы отомстить за гибель крейсера и его экипажа.
«Олег» медленно погружался. Пулеметы «Эссена» били по воде, выискивая жертвы. Выдохнул капитан:
— Поклянитесь, Юрий Николаевич, что выполните то, о чем я вам скажу... что прикажу вам.
— Слушаю, Сергей Ипполитович,— дрогнувшим голосом произнес Чиник.— Слушаю.
— Во имя того, что связывало нас, во имя погибших — сберегите себя, чтобы отомстить, заклинаю вас. Поклянитесь!
Чиник хорошо понимал, что двигало в эту последнюю минуту капитаном. На «Олега» напали подло. Дурново наказывал себя высшим судом — судом совести — за то, что не разгадал вероломства. Но он хотел уйти из этой жизни с верой в неотвратимость расплаты. И хорошо знал, кому можно ее поручить.
— Клянусь! Честью клянусь!
Дурново впился пальцами
