Черныш, плюясь и отфыркиваясь, выставил руки, но не стал создавать бесполезный щит – а Брин, вместо того чтобы защищать себя, рванулся к отброшенному потоком воды Макроуту, хватая его, и был сбит с ног.

Из глубины горы невозможно было создать Зеркало, но Данзан Оюнович всегда очень хотел жить. Чувствуя, как хлынула из ушей и носа горячая кровь, на едином выдохе, задержав дыхание, он вложился в плетение – и с потоком воды нырнул в серебристую поверхность, успев еще зачем-то дотянуться до Брина, намертво вцепившегося в Макроута.

Алмаз Григорьевич Старов, мирно спавший в своей палатке на окраине лагеря рудложской армии, проснулся от истошной вибрации сигналок. Не успел он потянуться за посохом, как его палатка затрещала, накреняясь, и маг, как был босиком, резво прыгнул к выходу.

Метрах в двух от него таяло Зеркало, извергая из себя как из гигантского крана снежно-водяную смесь: поток обтекал личный щит Алмаза Григорьевича и разливался в темноте по лесу. Старый маг вгляделся в переливы знакомой ауры и, недоверчиво хмыкнув в усы, одно за другим накастовал с десяток боевых заклинаний, удерживая их на кончиках пальцев.

От других палаток бежали солдаты, слышен был голос Свидерского, запустившего Светлячки, – Александр периодически приходил сюда с Юга, где он натаскивал отряд боевых магов для помощи Тротту и принцессе.

Зеркало закрылось. Раздался надсадный кашель, но Алмаз Григорьевич и не подумал пошевелиться. Темная фигура, отбрасывающая множество теней в свете Светлячков, поднялась с земли, покосившись на Алмаза, и поковыляла к лежащему неподалеку человеку с сильной темной аурой. Склонилась над ним, не переставая кашлять, просканировала. Раздалось облегченное хмыканье, и кашляющий потянулся к чему-то рядом – Старов только сейчас разглядел, что там оказалось два человека. Но второй был мертв.

– Оливер, Оливер… Все-таки вода вас достала, – донеслось сожалеющее, и Черныш принялся что-то снимать с шеи погибшего, по-прежнему не обращая внимания на Алмаза. Только поднял руку и накрыл себя и старого друга огромным щитом, отгородившись от приближающихся людей, среди которых был и Александр Свидерский. Тот, не растерявшись, долбанул по преграде концентрированным Тараном, и купол у края пошел сияющими трещинами.

Черныш даже не обернулся.

– Ты никогда не брезговал мародерством, – проговорил Старов сварливо.

– Как будто ты брезговал, – с трудом выдавил Черныш, не разгибаясь.

– Грязный, мокрый, про́клятый… жалкий… – с мрачным удовольствием перечислил Алмаз.

– Зато живой, – огрызнулся Данзан Оюнович.

– И что мне мешает сейчас тебя уничтожить? – Алмаз Григорьевич поманил к себе сапоги: они вылетели из палатки, опустились прямо перед ним, и маг аккуратно сунул в них ноги.

– Любопытство, Алмазушко, – прокашлял Черныш, надевая охапку каких-то амулетов через голову. Из носа и ушей его текла кровь, в руке болталась игла с трубкой от капельницы, и Данзан Оюнович, поморщившись, выдернул ее из локтевого сгиба. – Да и сил тебе не хватит меня одолеть. Как и мне тебя.

Снова раздался удар, треск – и Свидерский шагнул под купол шагах в тридцати от них.

– У меня есть помощник, – заметил Алмаз невозмутимо.

Черныш, кинув взгляд на пробившего себе дорогу ученика, недовольно вздохнул, повел рукой – кровь из носа потекла с новой силой, но щит восстановился, а на пути Александра встала призрачная заслонка. Солдаты вокруг гомонили, но к куполу без команды не приближались.

– Алмаз Григорьевич, нужна помощь? – крикнул бывший ректор.

– Пока нет, Саша, – ответил Старов, как порядочный маг используя усилитель голоса, – но, возможно, придется пеленать одного проходимца. Иди сюда, но можешь сильно не торопиться.

Свидерский вновь размахнулся. Загрохотало.

– Ты обещал мне помощь и амнистию, – напомнил Данзан Оюнович, едва заметно вздрогнув от проседания щита.

– Это было до того, как вы попытались убить королеву Рудлога, – покачал головой Старов и сместился чуть в сторону по хлюпающей грязи: у Черныша реакция слева всегда была чуть похуже.

– Какая забота от человека, сидевшего в своих горах, пока небо не стало падать на Туру, – хмыкнул незваный гость. – Не изображай добренького, Алмаз, я тебя слишком давно знаю. Ты бы и не пошевелился, если бы твой телескоп продолжал работать, и о смерти королевы забыл бы в ту же минуту, как узнал. Ты слишком хорошо всегда умел себя оправдывать. Единственное, что нас отличает, – я никогда не лицемерил и не боялся запачкать руки.

– Амулет подмены внешности – твоих рук дело? – поинтересовался Алмаз, не отреагировав на эту тираду.

– Моих, – Черныш словно невзначай повернулся по ходу движения заклятого друга. – Но последнее покушение – инициатива Львовского. Я был против.

– Как удобно, что он не может ничего сказать, правда? – проговорил Старов с усмешкой.

– Да если бы и мог, – высокомерно ответил Черныш, – что мне стоило вложить ему ложные воспоминания? Придется тебе поверить мне на слово, Алмазушко. Я ведь тебе поверил, к тебе пошел…

– Прибежал, как всегда, когда пятки припекло, – безжалостно подсказал Алмаз Григорьевич. – Точнее, намочило. Откуда эта вода, Данзан?

– Я же говорю, любопытство сильнее тебя, – довольно хмыкнул Черныш. – Помоги мне, Алмаз. Сними проклятье. Я отработаю амнистию. Ты говорил, вам нужна помощь – вот он я, готов вам помочь.

Старов смотрел на него с задумчивым прищуром.

– Всегда поражался твоей непрошибаемости, – проговорил он медленно и кивнул подошедшему Алексу. – Пеленай, Саш.

Полыхнули с двух сторон светящиеся ленты, и Черныш выставил руки в стороны, удерживая их на расстоянии.

– Ты же знаешь, что я и сейчас могу уйти! – Снова пошла носом кровь, он забулькал, сплевывая. – Никакая тюрьма меня не удержит, Алмаз. Хочешь остаток войны провести, охраняя меня?

– Зачем? – отозвался Алмаз Григорьевич с иронией. – Старый добрый стазис. Будешь после войны стоять у меня в обсерватории с этим самым перекошенным лицом, дружище.

– Ты выиграй сначала войну, – зло сплюнул Черныш. – А я ведь помог тогда вам! – Он с натугой разводил руки, и ленты, вьющиеся вокруг, то вспыхивали, сгорая, то вырастали заново, закручиваясь с новой силой. – В долине! Если бы не помог, фон Съедентент с Лыськовой давно были бы впечены в лаву. Тоже вру, скажешь?

– А ты забыл, почему мы там оказались? – Алмаз тряхнул кистью: в Черныша полетел стазис, и отступник отмахнулся, на мгновение потеряв концентрацию, захрипел, спеленатый лентами, а затем прошептал что-то, отчего они вспыхнули.

– Мне это надоело, – процедил он, перемещаясь в сторону от Таранов, летящих с двух сторон: от их столкновения магов чуть не сбило с ног силовой волной. – Спрашиваю еще раз и ухожу: поможешь мне, Алмаз? Или готов ради своего тщеславия оставить вашу армию без моей силы?