К сожалению, все мои начинания рассыпались прахом. На сеть шаурмы наехал племянник кандидата в ЦК партии, бодаться с которым мы не могли физически, так что пришлось закрыться. Я надеялся, что временно, но тут как карта ляжет. В регистрации принтера отказали под странным предлогом. Сдаваться я не собирался, но поможет мне знакомый из конторы глубокого бурения тоже не знал. Птичка без рекламы подвисла, люди просто о ней не знали, так что и этот проект встал колом. Но я всё равно не отчаивался, как у любого порядочного попаданца у меня был козырь, который я сейчас активно разыгрывал — песни из своего мира.

Сразу говорю, Высоцкого петь даже не пытался, во-первых, потому что у меня стадо медведей польку-бабочку три недели на ушах плясали, а во-вторых, Владимир Семёнович за это мог и леща дать. Если я не ошибаюсь, на данный момент он имел ранг Кандидата в Мастера, от пагубных пристрастий излечился, служил худруком «Театра на Таганке», много ездил по стране с выступлениями, частенько мотался за границу, а количество изданных дисков у него перевалило далеко за полтинник.

Другой вопрос что далеко не все знакомые мне исполнители и авторы слов и музыки существовали в этой версии реальности. Например, не было Николая Николаевича Добронравова с женой, Александрой Николаевной Пахмутовой. Уж не знаю, как сложилась их судьба, но никаких упоминаний об этих людях мне найти не удалось. Правда нормального поисковика типа вражеского Гугля в СССР не имелось, но Справочное бюро работало хоть и медленно, но надёжно. И вот оно выдало справку, что людей с такими именами не существует. Как и некоторых других, кого я проверял.

Давало это стопроцентную гарантию что меня не поймают? Нет. Мало ли, может тот же Юрий Востров, автор песни «Чёрные глаза» так же работает в Гостомельском аэропорту под Киевом, просто никому своё творчество не показывал. Может такое быть? Да запросто! Это попаданцам в шестидесятые хорошо, копируй то, что написали за следующие сорок лет да, выдавай за своё. А я что принесу? Бабку Инстасамку, которая в свои шестьдесят всё ещё на сцене силиконовыми сиськами трясёт и вопит про свою пусси? Или этого, как его… который выглядит будто, его собаки драли, но бросили и только обоссали. У меня дети пару раз включали его треки, я кроме слова «сука» там никаких знакомых звуков не услышал. Боюсь меня за это выпнули из страны быстрее собственного визга.

В итоге я постоянно боялся, что меня разоблачат. Ладно там какой-нибудь баста, который тут появиться не мог по определению, но вдруг я ошибся и где-нибудь в глубинке сидит тот же Добронравов, который услышав свои стихи поднимет бучу. Не то чтобы меня интересовала мирская слава или популярность, я вполне мог бы прожить и с клеймом плагиатора, но всё же не хотелось бы, ибо песни были моим активом, который я собирался превратить в деньги. И когда ко мне подошла Зосимова, у меня сердце упало, последний шанс заработать таял на глазах. Я и Ленке ничего не ответил, что её добило окончательно и шёл сюда как на расстрел. Но теперь, глядя на отвратные вирши старого му… поэта не мог понять, они серьёзно подозревают меня в плагиате этого?!

Глава 2

— Бред, — повторил я, бросая брошюру со стихами на стол.

— Выбирайте выражения, молодой человек! Ты комсомолец. Пока ещё… — хлопнула по столу ладонью Зайцева, выделив голосом последние слова. — И находишься не с дружками в шалмане или где там подобные тебе собираются, а в приличном обществе! И вести здесь себя надо соответствующе! Хотя, думаю, ты даже не понимаешь, что это значит. Я сразу, сразу была против его вступления в комсомол и если бы не…

— Это просто какой-то позор, — тяжело вздохнул райкомовец Лаптев. — А ведь я уже доложил наверх. Сам товарищ Васнецов заинтересовался и приказал срочно выпустить диск. И что теперь? Что я ему скажу? Что ничего не получится, потому что малолетний сопляк не нашёл ничего лучше, чем украсть чужие тексты?!

— Подождите… — робко начал директор, но его перебил сам Аристарх Митрофанов, до этого со скорбным видом кивавший в такт словам партийных и комсомольских работников.

— А я считаю, что не стоит торопиться, товарищи, — выглядел секретарь парткома Союза писателей сейчас как добрый дедушка, внуки которого устроили очередную шалость, и их надо бы отругать, но при этом видно, что он их сильно любит, только вот я на такое давно не вёлся, самые крупные гадости в моей жизни были сделаны именно такими людьми. — Все мы были молоды, и все ошибались. Партия учит нас, что людям нужно давать второй шанс. Я не обижаюсь, сам когда-то горел творчеством, мне казалось, что я могу взять чьи-то стихи и сделать их лучше, и тогда старшие товарищи указали мне, что это ошибочный путь. Вот и сейчас моё мнение, что надо простить юное дарование, если, конечно, он осознает свою вину, извиниться, и… вернёт то, что украл.

— Хм… — задумался Максим Захарович барабаня по столу пальцами, а затем будто расцвёл. — Если вы так считаете, Аристарх Владленович, тогда никаких проблем не будет! Можно не останавливать запись диска, просто изменить имя автора стихов! Это же отлично, товарищи!

— Но подождите, разве мы можем оставить такой проступок безнаказанным?! — естественно Зайцева не могла меня просто так отпустить. — Если он уже начал с воровства, что будет дальше? Вчера он крал сигареты, сегодня песни, а завтра продаст капиталистам родину.

— Я думаю, не стоит бросаться такими громкими словами… — снова попытался вмешаться Иван Свиридович, но его опять перебили.

— Наказать, конечно, надо, но на первый раз, можно ограничиться выговором. — представителю райкома партии хотелось побыстрее закончить это дело, чтобы не поднимать волну. — Вы, конечно, правы, Ирина Олеговна, но всё же это наш подопечный, а кто как ни партия и комсомол должен воспитывать и направлять молодёжь на правильный путь, указанный нам товарищами Марксом, Лениным и конечно, нашим вождём, дорогим Иосифом Виссарионовичем Сталиным! Комсомольский комитет школы и лично товарищ Яковлева допустили серьёзную ошибку, не проверив всё как следует. И мы их обязательно накажем, но, возможно, Иван Свиридович захочет взять провинившихся на поруки? Всё-таки это в его коллективе случилось такое происшествие, а отказываться от коллег и воспитанников недостойно настоящего коммуниста.

— Конечно! — закивал директор. — Мы